Как назло, пробка перед каретой со странным пассажиром несколько рассосалась, и Арталетову пришлось не только пересечь по мосту реку в непривычном для себя темпе, но и пробежать часть набережной.
Лишь возле самого особняка Колиньи экипаж замешкался, не в силах разминуться в узкой улочке с телегой золотаря (оба возницы старались не задеть друг друга, но по совершенно разным причинам), и запыхавшийся путешественник настиг его, намертво ухватившись за колесо.
– В чем дело, святой отец? – недовольно повысил голос кучер. – Вам мало тестона? Насколько я помню, францисканцы – нищенствующий орден. С каких это пор они взяли моду брезговать скромными подношениями добрых католиков?
Опять не то. В тот раз возница вел отчаянный спор с «водителем дерьмовоза» и никак не обращал внимания на прицепившегося к экипажу монаха.
– Сейчас же отпустите наше колесо! – занес руку с кнутом кучер. – Иначе я…
Не обращая на него внимания, Арталетов вскочил на подножку кареты и рванул на себя дверь.
Карета была пуста…
Георгий распахнул глаза и долго слепо таращился на утреннее небо, виднеющееся сквозь густые кроны деревьев, не обращая внимания на свирепых комаров, атакующих его с боевого разворота тройками, пятерками и целыми эскадрильями.
– Так вот при чем здесь кот…
Недаром говорят, что ночь – лучший советчик, а утро вечера мудренее.
Жора торопился к «скотскому» рынку (он перенесся из леса в знакомый дворик, чтобы не вводить в ступор сотни людей на людной базарной площади), на ходу завершая логическую цепочку.
«Элементарно, как говаривал знаменитый сыщик с улицы Булочников[45]! Не будь Кот обижен невниманием со стороны короля, которому принес голову Леплайсана, он не направился бы грабить его опустевшее жилище. Да и предмета обиды не существовало бы, так как голова по-прежнему крепко сидела бы на плечах шута. А отсюда следует, что никакого компромата на его высокопреосвященство кардинала де Воляпюка усатый-полосатый не заимел бы, а потому оставался бы лишь простым буржуа, искать которого мне и в голову бы не пришло…
А значит, я никак не мог привезти его в будущее. Но привез. А если сейчас…
Ладно. Это если бы я добился у короля помилования и опального шута выпустили бы на свободу. А что мне мешало помочь ему совершить побег из камеры Бастилии?»
Арталетов остановился, словно налетев на стену. Парижане, спешившие по своим делам, досадливо огибали странного прохожего, замершего с отсутствующим выражением лица посреди улицы, а некоторые крестились или крутили пальцем у виска. Но впавший в каталепсию Георгий не обращал на них никакого внимания.
«Что мешало… Что мешало… Хм-м… Да, собственно, ничего… Нет! Я же забыл о хозяйственной сметке Людовика! Да, он мог быть щедрым и расточительным, но уж если оказывался в стесненных обстоятельствах… Только вспомни, идиот, сколько он дулся на тебя за ту золотую цепь.
Нет, он не преминул бы вернуться на квартиру и унести всё мало-мальски ценное, тем более что о каком-либо возвращении к привычной жизни после побега из Бастилии, да еще таким мистическим способом, ему предстояло забыть надолго… Вот оно! Кот, даже реши он наведаться на нашу с Леплайсаном квартиру, не нашел бы там ни-че-го… Значит, после визита к славному Генриху придется заглянуть на огонек в Бастилию и скоротать с другом вечерок за бутылкой вина… Но не могу же я бросить его погибать! Как же обойти казус с котом?»
Впереди уже замаячила церковь Святого Себастьяна, за которой раскинулся рынок, и более того, у самой ее ограды между прохожими мелькали знакомые плащ и шляпа.
«А-а!.. Потом решу, как быть. Главное – опередить меня вчерашнего (или завтрашнего?), чтобы всё было как в тот раз…»
Всё точно! Арталетов настиг самого себя возле горшечных развалов, а уж толкнуть растяпу, считающего ворон в небе, на самый высокий и шаткий, было делом одной секунды.
«Получи! – Жора даже испытал какое-то мстительное удовольствие при виде самого себя, неуклюже ворочающегося среди черепков. – Будешь знать… Всё. Теперь к лошадям».
Он бегом обогнул возы, не обращая внимания на сыплющиеся вслед проклятия, подлетел к коновязи и, схватив за плащ, просто отшвырнул прочь знакомого долговязого англичанина, придирчиво изучающего зубы жеребца гнедой масти.
«Да, я не джентльмен, сэр…»
– Сколько? – крикнул он в лицо опешившему продавцу, уже нашаривающему свободной от поводьев рукой дубинку. – Сколько за этого коня, деревенщина?
– Э-э-э… – проблеял тот, напрягая мозги, чтобы понять, чего от него желает буйный господин. – Э-э-э… А-а-а…
– Десять экю!
– О-о-о…
– Пятнадцать!!
– Ы-ы-ы-ы… – перешел вообще на какие-то непонятные звуки заика, весь трясясь от напряжения и выпучив глаза. – У-у-у-у…
– Э! Э! Стой! – донеслось от возов. – Убью, гад!..
– Двадцать!!! – прорычал Арталетов, высыпал в дрожащие руки мужика золото и, не мешкая, вырвал поводья.
Конь оказался сообразительнее хозяина и резво рванул вперед, едва седок вскарабкался в седло. Горожане проворно освобождали дорогу, поскольку в те далекие от политкорректности времена дворянин, спешащий по неотложному делу, легко мог растоптать нерасторопного мужлана и отделаться лишь мизерным штрафом.
А сильно ли поможет человеку с переломанными ребрами или, не дай бог, шеей пара-другая экю? Вот то-то… А если торопыга еще, ко всему, окажется королевским гонцом? Тогда вместо пары экю могут всыпать десятка два палок. Чтобы не мешал впредь важным делам. Время такое…
«Всё получилось! – ликовал Георгий, пулей пролетая городские ворота с вжавшимися в свои будки стражниками. – Всё по плану! Сейчас пару лье проскачу, а когда рядом никого не будет – прыгну вместе с конем прямо в Арденны, к королю…»
В этот момент какая-то фигура прянула из придорожной канавы прямо под копыта взвившегося на дыбы коня, повисла на поводьях, земля и небо поменялись местами…
– Вы очнулись, сударь?..
Над Арталетовым, загораживая голубое небо, склонились какие-то неразличимые на ярком фоне лица.
– Никогда еще не видел, – возбужденно говорил кто-то рядом, – чтобы средь бела дня на человека нападали, скидывали с лошади, чтобы на ней ускакать! Помяните мое слово: доживем до такого, что ни в сказке сказать, ни пером описать! И на самого короля когда-нибудь смогут руку поднять, как на простого мужлана!..
«Что это со мной?.. – не сразу понял наш путешественник и, лишь ощутив боль во всём теле, сообразил: – Да я ведь с лошади сверзился!.. Где я?..»
Последние слова он, похоже, пробормотал вслух, поскольку ему откликнулось сразу несколько голосов:
– Да рядом с Парижем… Тут вы… С лошади свалились…
«Черт… – попытался приподняться Жора. – Черт! Черт! Черт!»
