теперь ему приходилось приподниматься на цыпочках, чтобы разглядеть в толпе свою Веллум.
Очертания мохнатых книжных тел – рост каждой книги достигал примерно трех футов – свидетельствовали об их гетерогенном генетическом происхождении. Обладая частично внешностью белки и бабуина, зайца и тушканчика с небольшой добавкой человеческой анатомии, книги сидели прямо на своих массивных задах и когтистых заячьих лапах, прижав верхние конечности к груди. Казалось, будто непропорционально огромные головы надеты им прямо на плечи. Книги радостно приветствовали друг друга – широко раскрытые дымчатые глаза поблескивали, уши шевелились, затупленные клычки обнажались в улыбке. Говорили они, разумеется, на чисто человеческом языке.
Наконец взгляд Канто выхватил в толпе симпатичную пятнистую шкурку Веллум, и он принялся протискиваться сквозь толпу ей навстречу.
– Привет, Веллум! Скучала по мне?
– Конечно, скучала, Канто. – Веллум нежно улыбнулась ему. – Не задаю тебе тот же вопрос, потому что вижу, что ты тоже скучал.
Канто вздохнул. Какая она романтичная, его Веллум, какая внимательная и чувствительная, пожалуй, порой даже чересчур. Волна меланхолии нахлынула на Канто: он в сотый раз пожалел о том, что они с Веллум не содержат один и тот же текст. Увы, тут уж ничего не поделаешь. Но без этого непременного условия они даже надеяться не могли на то, что им будет позволено стать супругами.
В дневное время книги были лишены либидо. Их сексуальные инстинкты обычно подавлялись медикаментозными средствами и находили выход лишь только в тех случаях, когда библиотекарь желал спарить две книги для производства нового текста. Так что шансы книг, принадлежащих к разным областям знаний, на то, что им будет дозволено сблизиться, практически равнялись нулю. Да и какой, в конце концов, смысл скрещивать труд по строению нейтрино с томом хаотичной поэзии? Ну кто усомнится, что польза от отпрыска таких книг – никакая (хотя порой подобные гибриды порождали абсолютно новые области перспективных исследований); в таких случаях, чтобы избавиться от бесполезного приплода, приглашали книжных живодеров.
При мысли об этом Канто содрогнулся. Уж лучше не изведать блаженства интимного единения с любимой, чем породить на свет и обречь на страдания несчастное существо.
В то самое мгновение, когда Канто собрался обменяться любезностями с Веллум, толпа книг неожиданно замолкла, обратив напряженные взгляды на кормушки. Канто взял подругу за лапы, и оба устремили взгляды вперед.
На крышку стола с некоторой нерешительностью вскарабкалась седая и грузная Инкунабула. Наконец ей представилась возможность обратиться ко всем собравшимся, и, поддерживаемая своими помощниками Тривиумом и Квадривиумом, старая книга заговорила:
– Итак, мои дорогие коллеги! Спасибо вам за то, что покинули свои кабинки, чтобы послушать мою скромную речь! Я задержу вас ненадолго. Всего лишь хочу сказать, что полностью разделяю вашу тревогу по поводу того будущего, которое ждет нас после безвременной кончины нашего дорогого библиотекаря. Некоторые из нас даже подумали о том, а не последовать ли им за Каталогом во внешний мир, где нас подстерегают разные беды и опасности – библиохищники вроде гнолов и гнурров и прожорливые белки. Я призываю всех, кто вынашивает подобные гибельные намерения, быть предельно осторожными. Нисколько не сомневаюсь, что очень скоро все мы обретем новый дом. В конце концов, наша полезность и значимость неоспоримы. Разве мы, книги, не являемся источником всех новых гипотез и теорий? В отличие от статичных баз данных мы несем в себе тексты, в которые время от времени мудрые библиотекари вносят те или иные изменения, и потому мы являемся главнейшим и важнейшим источником новых концепций и новых взглядов. Даже в такой культуре, как нынешняя культура людей, которая высоко ценит стабильность, и потому считается, что границы в ряде областей знания уже достигнуты, новые идеи с восторгом принимаются многими учеными и...
– Что здесь происходит?!
Заданный громовым голосом вопрос прозвучал откуда-то из-за спин собравшихся. Книги испуганно пискнули, готовые в любую секунду броситься обратно в свои кабинки. Толпа заметно всколыхнулась, но осталась на прежнем месте. Собрав последние остатки мужества и крепко сжав лапку Веллум, Канто повернул голову в направлении грозного рыка.
Там, сжимая в руке предмет, который Канто раньше никогда не видел, но о котором слышал немало страшных историй, стоял какой-то человек.
В руках у него был библиотечный оценщик.
Библиотека МБ Столкемпа в его особняке в Брундизии состояла лишь из девяноста книг, обитавших в небольшой книжарне, значительно расширенной для будущего пополнения. Он работал со своими томами в индивидуальном порядке – по одному, парами, изредка с тремя сразу, но не более того. Надо сказать, что книги всегда поражали его – какие же они немощные и хилые, как легко подчиняются чужой воле, как ежатся от страха и сникают от командного тона.
Однако теперь, столкнувшись с доброй сотней независимых в своих суждениях томов, Столкемп был вынужден пересмотреть свое давно устоявшееся мнение о том, что, мол, книгами легко манипулировать. Неожиданное проявление инициативы расстроило его планы. Все его естество восстало против царившего в книжарне запаха, а оценивающие взгляды, которых его удостоили его обитатели, не на шутку Столкемпа взбесили. Однако он понимал: показать им свой испуг или неуверенность было бы большой ошибкой, ибо грозило утратой авторитета. Вот почему свой первый вопрос Столкемп задал нарочито грубо, адресовав его одной-единственной книге, выделявшейся из всей толпы.
– Эй, ты, на столе! Твой УДК?
Своими настоящими именами, не ведомыми даже библиотекарям, книги называли друг дружку только между собой. Хозяевам они были известны лишь по УДК – Универсальной Десятичной Кодировке, нанесенной на кабинку каждой из них.
Старая грузная книга, заикаясь, назвала свой УДК.
– Тета гамма точка ноль девять семь два косая черта пять два один.
Собравшись с духом, Столкемп решительно прошел сквозь толпу книг – те, испуганно попискивая, подались в стороны, касаясь его ног мохнатыми боками. Приблизившись к стоявшей на столе книге, Столкемп остановился.
– Похоже, ты зачинщица этого сборища. Придется тебя оценить!
Подняв руку с оценщиком и нацелив его на книгу, Столкемп нажал на спусковой крючок. Из оценщика не вылетело никакого заметного луча или вспышки света. Тем не менее книга издала громкий стон, как будто в нее угодил выстрел, прижала лапки к груди и рухнула на стол. Оба ее адъютанта испуганно отскочили в стороны.
Столкемп подошел ближе и приподнял обмякшую конечность книги. Должно быть, он нацелил свой инструмент слишком высоко или, может, книга страдала каким-то органическим изъяном, который оценщик значительно усугубил. Как бы то ни было, содеянного не исправить. Так что пусть служит другим в назидание.
– Всем немедленно вернуться в кабинки! – рявкнул Столкемп. – Или с вами будет то же самое!
Толпа рассосалась в считанные секунды, за исключением самого медлительного из адъютантов оцененной книги, которого новый хозяин схватил за загривок.
– А ты пойдешь со мной в читальный зал!
Волоча за собой пойманную книгу, Столкемп проследовал в читальный зал. Здесь он обнаружил пюпитр – диванчик размером с книгу, снабженный крепкими ремнями, кресло для библиотекаря, а также различные предметы, связанные с ремеслом библиопереплетчика, как то: чистую бумагу, шприцы, небольшой семиотический перегонный куб и тому подобное.
Столкемп указал книге на пюпитр и зафиксировал ее ремнями. Затем произнес две команды для ввода данных: «Открой обложку. Озвучь название и содержание».
Мордочка книги приняла отрешенное выражение – команды запустили в действие автоматический поиск и вербальный выход: «Опережающие принципы геометрии Планка. Глава первая. Методика вычерчивания диаграмм. Глава вторая...»
– Хватит. – Столкемп открыл портфель и извлек из него шприц. Приладив его иглу к шее книги, он впрыснул ей в вены изрядную дозу сложных стирающих молекул.
