пытался уразуметь суть взаимоотношений людей и представителей иных биологических видов и форм.
Кроме того, я время от времени бросал взгляды по сторонам, выискивая глазами соглядатаев Охранителей, которые могли явиться сюда для того, чтобы вернуть меня обратно в тот ограниченный мирок, о котором я теперь довольно редко вспоминал. Впрочем, даже этот рефлекс постепенно умирал во мне. Протягивая руку к двум медальонам, висевшим у меня на шее – монетке и дракону, – я прикасался к тому последнему, что связывало меня с прошлой жизнью, и каждый раз принимал решение избавиться от них. И все-таки мне настолько вошла в плоть и кровь мысль о том, что я не должен лишиться моего личного медальона, что каждый раз я оказывался повиноваться этому импульсу. Что же касается медальона дипломата, его я продолжал хранить скорее как напоминание о моей вине, а не об обретенной свободе. Впереди меня по сиалоновому тротуару цокали две пары копыт, напоминая многократно усиленный звук, который издают четыре ногтя, нервно барабанящие по фарфоровому блюдцу.
Мы прошли мимо нататориума с нулевой гравитацией, и у меня возникло сильное желание зайти в него и поплавать. Отказываясь принимать душ в общественных столовых, я, чтобы помыться, вынужден был прибегать к услугам нататориумов. Там по крайней мере можно свободно поплавать, не заботясь об особом наряде и избегая приставаний и предложений, скажем, какого-нибудь стегозавра потереть тебе спинку.
Пружинная доска опускалась под весом тела, а затем с силой подбрасывала купальщика вверх, в свободно парящий в воздухе водяной шар. Там он мог прыгать вместе с другими любителями водных процедур, которые все до единого пользовались временными жабрами, позволявшими потреблять кислород из насыщенной им жидкости.
Несколько капель жидкости, поддерживаемые пятисильным гравитационным полем, вылетели из нататориума и шлепнулись на поверхность тротуара. Засмотревшись на резвящихся в воде купальщиков, я натолкнулся прямо на спины шедших впереди меня женщин.
Когда я опомнился, то увидел, что они остановились, чтобы приглушенными голосами побеседовать с улыбающимся чернокожим мужчиной, одетым лишь в несколько узеньких ремешков. Прежде чем я понял, что разговор вообще имеет место, незнакомец произнес:
– Пока, Сестрички. До скорого.
С этими словами он исчез, и мы зашагали дальше. Заинтересовавшись поведением моих спутниц больше, чем местными достопримечательностями, я начал подстраиваться под их шаг и зашагал рядом с ними, точнее, слева от них.
– Кто это был? – задал я первый вопрос.
– Мясо...
– ...настоящий вор...
– ...из тех, кто ворует чужое материальное имущество...
– ...но он – наш добрый друг...
– ...который, если бы ты был не с нами...
– ...если бы не был столь несостоятельным на вид...
– ...украл бы у тебя задние коренные зубы...
– ...и ты бы только потом это обнаружил.
– Мясо... его на самом деле так зовут?
Одна из женщин – Джуди? Джеззи? – пожала плечами и, к моему удивлению, выдала сольный ответ.
– Наверное, такое имя ему нравится. Большинство Сотрапезников сами выбирают себе новые имена или изменяют старые – такие, какие им по вкусу. Таково наше понимание свободы.
Я подумал о длинном, обременительном для запоминания идентификационном номере, от которого я отказался, когда навсегда оставил родительский дом и гипертекстовую комнату с лежащим в ней мертвым телом. Не был ли столь легкий отказ от прошлого еще одним свидетельством того, что я стал благосклонно относиться к сообществу Сотрапезников? Но какие же чувства я испытывал к другим здешним, удивительным, ни на что не похожим вещам? Был ли я сам чем-то одним, или двумя, или даже чем-то еще большим? Мне это представлялось совершенно непостижимым.
Поэтому я спросил:
– Вы действительно сестры?
– Нет...
– ...мы по рождению не сестры.
– Может быть, вы, это самое... клоны?
Сестры дуэтом рассмеялись.
– Зачем же сообществу Сотрапезников...
– ...возиться с какими-то клонами...
– ...когда мы процветаем...
– ...благодаря разнообразию...
– ...нет, наши гены...
– ...неоднородны...
– ...так же, как и наши души...
– ...только наш фасад...
– ...намеренно модифицирован...
– ...чтобы символизировать принцип...
– ...теории информации...
– ...и, возможно, сбивать с толку...
– ...и таким образом облегчать...
– ...выполнение наших планов...
– ...так что мы являемся сестрами лишь...
– ...по склонности душ...
– ...и общему темпераменту.
Меня позабавил этот парадокс.
– Вы изменили себя из-за какой-то глупой теории?
– Это никакая не «глупая теория»!
– Это основа всего того, чем мы занимаемся.
– Когда мы еще раньше сказали тебе...
– ...что информация должна размножаться...
– ...мы не упомянули о том, что рождение новой информации...
– ...обычно предполагает...
– ...уничтожение старой информации.
– Например...
– ...возьмем два плюс два...
– ...равняется четырем...
– ...выражение «два плюс два»...
– ...это информация...
– ...и «четыре» – тоже информация...
– ...но если мы сказали тебе «четыре»...
– ...то не сможешь определить...
– ...является ли «четыре»...
– ...результатом слагаемых «три плюс один»...
– ...«два плюс два»...
– ...уничтожение старой информации происходит...
– ...каждый раз, когда два ранее хорошо отличимых факта или две ситуации...
– ...становятся неразличимыми...
– ...и относятся к категории нового создания...
– ...ты видишь нас...
– ...двух неодинаковых созданий...
– ...и мы теперь неразличимы...
