— Остановитесь, Лэйни-сан.
Лэйни длинно, судорожно вздохнул, уперся ладонями в мягкий пластик приборной доски и закрыл глаза; рука Арли легла ему на затылок.
— Нужно туда бежать.
— Бежать? Куда?
— Семнадцатый номер… Мы опоздаем. На свадьбу…
38. Звезда
Парализатор перестал щелкать, и Кья уронила его на пол. Дверная ручка не поворачивалась. Из ванной — ни звука, кроме птичьего щебетанья. А что в комнате? Масахико торопливо заталкивает свой компьютер в клетчатый пластиковый мешок. Кья бросилась к «Сэндбендерсу», схватила его (очки потянулись следом, на проводе) и повернулась к сумке, из которой так и торчал угол сине-желтого мешка. Она рывком вытащила мешок вместе с его содержимым, бросила эту мерзость на кровать и нагнулась, чтобы запихнуть «Сэндбендерс» в сумку. И услышала со стороны ванной какой-то звук. Оглянулась.
Ручка медленно поворачивалась.
Русский шагнул в комнату. На его правой руке было нечто вроде ослепительно-розовой рукавицы, без пальцев, но зато с лысой кукольной головой. Сексуальная игрушка из черного шкафчика, сыгравшая роль изоляции. Он сдернул розовую шкурку с руки и небрежно швырнул ее через плечо. Птицы в ванной смолкли.
Масахико, начавший было надевать правый ботинок, замер, уставившись на русского; его левая нога все еще была в бумажном шлепанце.
— Вы уходите? — спросил русский.
— Она на кровати, эта ваша штука, — сказала Кья. — Мы не хотим иметь с ней никакого дела.
Заметив на полу парализатор, русский поднял ногу и припечатал его каблуком, словно некую ядовитую тварь; жалобно хрустнул крошащийся пластик.
— Артемий, мой друг из Новокузнецка, делает себе большое унижение этим. — Он поворошил обломки носком сапога. — Носит очень тесные джинсы, Артемий, кожаные, это мода. Кладет в передний карман, спуск случайно нажимается. Артемий парализует свое мужество. — Крупные, неровные зубы оскалились в подобии улыбки. — А нам смешно, да?
— Ну пожалуйста, — сказала Кья. — Мы просто хотим уйти.
Русский обогнул Эдди и Мэриэлис, так и обнимавшихся на полу.
— Ты случайность, как Артемий своему мужеству, да? Ты только случилась владельцу этого прекрасного ночного клуба. — Носок сапога указал на бессознательного Эдди. — Который контрабандист и прочие вещи, очень сложные, но ты, ты есть просто случайность.
— Да, — кивнула Кья.
— Ты из «Ло/Рез» (Ло-ресс). — Он шагнул к кровати и заглянул в пластиковый мешок. — Ты знаешь, что такое это.
— Нет, — соврала Кья. — Я не знаю.
Русский повернулся к ней.
— Мы не нравимся случайности, никогда. Не допускаем случайности.
Руки русского начали подниматься; на третьем суставе каждого его пальца, со стороны ладони, розовело круглое пятнышко размером с горошинку. Кья видела такие у ребят в школе и знала, что это следы татуировки, недавно удаленной лазером.
Она взглянула ему в лицо. В лицо человека, который собирается с духом, чтобы сделать нечто очень неприятное, но совершенно необходимое.
Но тут взгляд его метнулся куда-то вдаль, через ее плечо; Кья обернулась и увидела, как дверь в коридор толчком распахивается внутрь. В комнату не вошел, а словно влился огромный, шире дверного проема мужик в сером, с металлическим отливом пиджаке; его правая щека была сикось-накось заклеена полосками бледно-розового пластыря. А руки — тоже огромные и сплошь в шрамах, в левой зажато что-то черное с концом, похожим на магнитный ключ, правая лезет во внутренний карман пиджака.
— Yob tvoyu mat, — пораженно выдохнул русский.
— Мою мать? — обрадовался огромный. Его рука вынырнула наружу с предметом, похожим на очень большие ножницы; предмет начал быстро, сухо пощелкивая, раскладываться и через долю секунды превратился в топорик с металлической ручкой, искривленным, опасно поблескивающим лезвием и узкой, острой, как карандаш, головкой на обухе. — Ты сказал «мою мать»?
Его лицо и выбритая, с начинающей отрастать щетиной, голова тоже были сплошь испаханы шрамами, розовели бороздками рубцовой ткани, а на месте левого уха торчал пунцовый обрубок.
— Нет, нет, — сказал русский, поднимая руки раскрытыми ладонями вперед. — Речевое оборачивание, только.
Из-за спины мужика с топором в комнату вошел еще один мужик, темноволосый, в черном свободном костюме. Правый глаз новенького закрывал видеомодуль, подвешенный к черному, до бровей надвинутому хайратнику. Глаз, оставшийся на всеобщее обозрение, был большой, веселый и зеленый, и все равно ей потребовалось не меньше секунды, чтобы узнать — кто это.
А узнавши, она так и села на… ну, скажем, розовую кровать.
— Где эта штука? — спросил мужик, похожий на Реза (очень похожий, разве что чуть поплотнее и щеки не ввалены).
Оба эти, русский и с топором, молчали. Мужик с топором, не оборачиваясь, захлопнул дверь ногой.
Зеленый глаз и видеомонокль переместились на Кья.
— А ты знаешь, где эта штука?
— Какая?
— Биомеханический стартовый модуль, или как ее там… — Он замолк, тронул пальцем засунутый в правое ухо наушник и прислушался. — Первичный биомолекулярный программирующий модуль С-дробь- семь-А, Родель ван Эрп. Я тебя люблю.
Кья ошалела.
— Рэи Тоэи, — объяснил мужик, тронув пальцем хайратник, и тогда она окончательно уверилась, что это он.
— Здесь. Вон в том мешке.
Он залез в сине-желтый мешок, вытащил серую, с зализанными углами коробочку и повертел ее в руках.
— Это? Это и есть наше будущее, то, что позволит нам пожениться?
— Извините, пожалуйста, — встрял русский, — но вы должны знать, что это принадлежит мне.
В его голосе звучало искреннее сочувствие.
— Ваше? — Рез вскинул глаза, чуть наклонил голову вбок и сразу стал похож на любопытную птицу. — А где вы это взяли?
— Обмен. — Русский смущенно кашлянул. — Этот джентльмен на полу.
И только тут Рез заметил Эдди и Мэриэлис.
— Они мертвые?
— Вольты, да? Есть обычно не смертельно. Ваша девочка на кровати.
— А ты кто? — повернулся к ней Рез.
— Кья Пет Маккензи, — автоматически отрапортовала Кья. — Я из Сиэтла. Я… Я в вашем фэн- клубе. — Она очень боялась покраснеть и покраснела еще сильнее.
Рез наморщил лоб и, похоже, прислушался.
— О, — сказал он наконец и, продолжая слушать, смолк. — И это все она? Действительно? Ну, как здорово. — Зеленый глаз снова сфокусировался на Кья. — Рэи говорит, что твоя роль во всем этом была ключевой и что мы должны быть тебе по гроб благодарны.
