и задоринки – но…
Совершенно неожиданно для себя Адам понял, что еще одного процесса «находки покойника» он просто не переживет. Ни за что на свете. Что угодно, лишь бы не это.
Мешочек с украденными снадобьями с нетерпеливым торжеством толкнулся в бок, но громче соблазнительных обещаний в голове гудели слова хозяина, намертво вколоченные в память: «Никакой открытой агрессии, Адам! Никакой агрессии – это Нижний город, чужая территория, и я запрещаю тебе нарушать ее законы!»
Зажав горловину мешочка под мышкой, Адам отпустил уши хакни и потянул его за короткую гриву. Спрыгнул на дорогу, пнул скакуна, чтобы отогнать подальше, отполз к каменной опоре, где гуще всего лежала спасительная тень, и затаился, пряча под собой скудное, но дорогое имущество.
– Ну-ка, стойте! Хакни без седока, спешиваемся!
Пятно света замелькало по дороге, неумолимо приближаясь к тому месту, где скорчилось неподвижное обгорелое тело.
В этом момент Адаму открылась истина, которую не было дано постичь многим живым и вполне неглупым людям – он понял, почему гномы легко строят свои многоярусные подземные города, производят лучшее в мире оружие, а короткие грубые пальчики их ювелиров творят хрупкие шедевры. Создатель наделил проклятых коротышек поистине нечеловеческой дотошностью в мелочах. Если обычный человек редко обратит внимание на кучу тряпья, валяющуюся на обочине, то гном обязательно наклонится и внимательно рассмотрит находку: что за непорядок? Как поступить? Кому доложить?
Свет лизнул скулу Адама и задержался на широко открытых глазах с застывшими точками зрачков. Маленькая нога в форменном ботинке откинула плащ-палатку.
– Труп человека, – констатировал гномент.– Следы побоев, пожара, мертв не менее нескольких часов. Докладываем охране Лакатки.
– Холодный как лед, – пропыхтел голос над ухом Адама, и маленькая ладошка задела его макушку.– Интересно, что с ним будут делать дежурные? Отправят в Верхний город?
– Лакатке не нужны уголовные разбирательства с императором Орасса и Каперии, – уверенно ответил гномент.– Его просто похоронят по человеческому обряду. Тут штольня неподалеку – скорее всего, в ней и закопают.
– Ну как, старшой, оставляем его тут и докладываем на ближайшем посту?
От ответа на этот вопрос зависела дальнейшая судьба Адама.
– Нет, – покачал головой старший гномент.– Оставлять труп без охраны никак нельзя – а если на него кто наткнется? Скинут с дороги, а нам потом искать.
– Вот что – давайте возьмем его с собой.
– Как ты это себе представляешь? Перекинуть поперек седла не получится, он уже застыл.
– На нем гномья плащ-палатка – она достаточно крепка, чтобы выдержать пару верст дороги волоком. Передадим страже из рук в руки – пусть дальше валандаются сами.
Из последних сил Адам постарался удержать трагически уползающие к вискам брови, когда его переворачивали, вынимали из плащ-палатки, дергали за конечности, несли и укладывали на жесткую ткань. Вынужденная неподвижность оказалась вдруг до того мучительной, словно ковыляка был натуральным живым человеком, по жилам которого текла не вязкая колдовская водица, а настоящая горячая кровь.
– Как бы не утерять, – тут же убил идею в зародыше деловитый гномент.– Надо зафиксировать.
Тонкий браслет наручников защелкнулся на запястье правой руки Адама, намертво скрепляя его с цепочкой, пристегнутой к седлу.
Хакни дернулся. Плащ заскользил на покрытых корочкой льда камнях, неся на себе тело ковыляки. Дождавшись, когда гноменты перестанут оборачиваться и привыкнут к мысли, что их находка благополучно едет в хвосте процессии, Адам осторожно высвободил мешочек с крадеными снадобьями и приступил к непростому действу: ему требовалось отделить от общей кучи хотя бы один сверток или сосуд, запах которого был ему знаком по прежней жизни с хозяином, причем в распоряжении ковыляки теперь была всего одна рука.
Память настойчиво повторила наказ хозяина: «Никакой агрессии, Адам!», но копчик и плечи немилосердно било о жесткую дорогу, заглушая голос разума.
Приподнявшись на скользящей плащ-палатке, ковыляка размахнулся и швырнул сверток с горючим порошком, метя в моргающий от сквозняка фонарный фитиль.
Тысячи холодных белых искр взметнулись к своду и тяжелым облаком обрушились на дорогу, выворачивая наизнанку каменный настил. Адама вместе с плащом подбросило вверх и протащило по воздуху, словно сказочного героя, путешествующего на ковре-самолете. Гортанно вопя, хакни рванулись вперед, не видя ничего, кроме густой каменной пыли и застревая копытами в образовавшихся ямах. Оглушенные гноменты что-то кричали, но шум от падающих камней заглушал крики.
Просунувшись сквозь образовавшийся в результате взрыва проем в тоннеле, Адам некоторое время катился по склону, пока не сумел зацепиться за колючий куст.
Его правая рука по-прежнему была украшена браслетом наручника, на конце цепочки болталось содранное с хакни седло. В воздухе еще витала каменная пыль, попадая на глаза и щекоча ноздри.
Действенное оказалось средство, даже слишком. Жаль, что приличного отрезка дороги больше не существует.
Небо над Пеленкаути. Капсула бригады Пятого
Коротенький визит в зеркальную деревню в действительности отнял у нас более двух суток – на этом настаивали приборы капсулы, и у меня не было оснований им не верить. Вот вам и «обманный маневр». Кто кого обманул? Не выбрался ли зверь из лабиринта раньше нас?
Когда все идет наперекосяк, локальный скандал в коллективе гарантирован.
Уже на пути к Пеленкаути чертовке вдруг пришло в голову срочно перекусить, она ушла в багажный отсек и там обнаружила страшное зрелище: девственная чистота, сладко дремлющий Третий – и никаких