поигрывать цветком. Еще один шаг. Он видел, как под ее туфлями, украшенными фиолетовыми пряжками, приминались ворсинки ковра. Крошечные колокольчики, вплетенные в черные с синим отсверком волосы, тихо звякнули. Каждый новый частый удар сердца приносил Глебу осознание, что голограмма не может быть такой – самая искусная голограмма не способна оставлять следы на ковре. Спину Быстрова будто впились ледяные иглы. Оставалась одна всеобъясняющая возможность, что на этой женщине, с фигурой совершенно повторявшей фигуру графини, накладное лицо. Лицо из материала единичного человеческой коже со встроенным трансформатором мимики и полным набором наноадаптеров. Такой жестокий розыгрыш стоил дорого. Очень дорого. И дело не в шестизначной сумме в элитединицах, а в том, что подобный трюк в пределах Пристианской империи считался крайней низостью, за исключением праздничных маскарадов, – за него можно было серьезно поплатиться.
– Госпожа графиня, – произнес Быстров, принимая игру и надеясь скоро раскрыть обман. – Кому же я обязан волшебным воскрешением?
– Почему так холодно, Глеб? – она протянула к нему руки, такие знакомый, точеные, бледные, бархатистые.
Услышав ее голос и разглядев продолговатую родинку у сгиба левой руки, Глеб вздрогнул – версия о накладном лице рассыпалась. Он прикоснулся к пальцам пристианки, прошелся ладонями до ее локтей и рывком притянул ее к себе.
– Ты не можешь быть Олибрией, – проговорил Быстров, строго глядя ей в глаза. – Она умерла. Все знают об этом. И лучше всех это усвоил я. Ее нет ни в этой комнате, нигде в этой бескрайней вселенной.
– Разве ты не говорил, что со мной ничего не может случиться. Ты это сказал, мой господин Быстров, пред тем как найти меня умирающей с кинжалом в спине, – напомнила она. – Или я не должна теперь верить твоим словам?
– Черт, – Глеб вспомнил, что на самом деле говорил это, перед тем как Олибрия удалилась в комнату переодеться.
Указательным пальцем он провел по ее щеке и медленно спустился к ямочке на шее.
– Хочешь убедиться, нет ли на мне маски? Испытывай меня, беспощадно испытывай, неверующий капитан, – она взяла его руку и прижала к своему лицу. – Сдери с меня кожу! Ну, смелее! Смелее! Какие тебе нужны доказательства? Пересказать, как я тебя посылала за Ариеттой? Как ты в моем саду столкнулся с Флаосаром и Леглусом? Или как мы без стыда целовались перед Орэлином? А теперь здесь нет никого, и ты такой робкий!
Она отбросила его руку и, став на цыпочки, приблизила свои губы к его.
Глеб обнял ее, сильно, отрывая от пола. Колокольчики жалобно звякнули синевато-черных локонах. Глаза пристианки широко раскрылись и в то короткое мгновенье, Быстров заметил в них чужой блеск.
– И все-таки ты не Олибрия, – произнес он, отпуская ее.
Лже-графиня попятилась к окну.
– Не приближайся ко мне, – сказала она.
Неожиданно ее забила мелкая частая дрожь. Светящаяся поволока на миг одела женскую фигуру и тут же растворилась. Перед Быстровым стояла Ариетта. Платье с коричневым и золотистым рисунком, туго обтягивавшее «графиню» было свободным для императрицы на талии и в груди.
– Как ты это сделала? – потрясенно вскричал землянин.
– Каилин кое-чему научил, – в ее зрачках сверкнули дикие искорки. – По крайней мере, теперь я могу контролировать дурацкие превращения и выбирать, кем мне быть. А тебя не проведешь, капитан, хотя я очень старалась.
– И у тебя очень получилось. Еще минутку и я бы поверил в загробную жизнь. Зачем ты это затеяла, госпожа императрица? – Глеб поправил оружие и одернул куртку.
– Хотела убедить тебя, что Олибрия жива, а ее смерть была инсценировкой.
– Но, зачем?
– Зачем, зачем… Ты снился мне дней шесть или семь назад. Я знала, что ты прилетишь. А еще мне попалась информере ваша история с Олибрией. Я хотела понять, за что ты ее любил. Из любопытства я летала в ее замок, превращалась в нее и ходила по имению.
– Зачем? – повторил Быстров, приближаясь к ней.
– А зачем ты оставил меня, не сказав ни слова? Да, я в те дни была вся поглощена наследием Фаолоры и церемонией Оро. Вокруг меня были тысячи, тысячи людей! Но я нуждалась в тебе. Очень нуждалась в тебе одном из всех шумных, навязчивых, невыносимых тысяч. Когда Каилин сказал, что ты улетел, я сначала не могла поверить. Не верила, пока все деньги, которые я подарила, ты не бросил назад на мой счет. Знаешь, это было похоже на стирание памяти! На лезвие, обрезающее нить. Я чуть не разрыдалась. Я хотела тебя убить!
– Твои деньги. Я не имел на них…
– Замолчи! Я тебе сейчас скажу зачем я стала Олибрией. Я думала, ты поверишь в ее реальность, бросишься на нее и будешь от счастья душить в объятьях. Будешь целовать и стонать от радости. А потом бы ты вдруг обнаружил, что сжимаешь не ее, а меня. И я бы тебя отхлестала по лицу со всей злости. И может быть простила.
– Извини, но это был бы слишком жестоким розыгрышем, – Глеб мотнул головой и отвел взгляд к стене покрытой рельефами со сценками из пристианских мифов. – И очень глупым.
– Возможно… – Ариетта бросила на пол джаду и подошла к столу. – Мне нравится играть в глупости. А еще я знаю, зачем ты прилетел.
– Я не скрываю зачем. Что меня прислал Саолири, я уведомил главу Имперской Безопасности. Всем понятно, о чем герцог просил меня с тобой говорить.
– Так вот сухо и просто, да? Капитан Быстров с дипломатической миссией, – она повернулась к нему и с горечью спросила. – Вы даже не попытаетесь схитрить?
– Я буду говорить только правду. Если угодно, с самого начала. Когда мы попали на «Острие Славы», что-то между нами пошло не так. Ты начала сторониться меня, почти все время проводя с Каилином. А после геройского взятия Имперской Ложи я тебя вообще потерял из виду. Я просил аудиенции несколько раз. Новоявленный секретарь ссылался на твою занятость, на особое положение и режим безопасности. И даже когда мы встретились с тобой, ты была растерянна, занята своими мыслями до самой макушки, отвечала невпопад. Мы с Ивалой решили просто не надоедать и улетели с Присты.
– Прости, – Ариетта вцепилась в край его куртки. – На «Острие Славы»… Так было. Ты правильно говоришь. Когда рядом эльвийцы или отец, на меня находит будто затмение. Тихое затмение, когда бледнее свет, и звуки превращаются в шорох. Но на «Острие Славы» я не сторонилась тебя – я провалилась в историю Эльвы, рассказы отца, я была слишком многим потрясена. Потрясена настолько, что мне хотелось спрятаться в самой себе и не высовываться, пока во всем не разберусь, пока мир вновь не обретет привычное мне понимание. Тогда я действительно не приходила к тебе отчасти потому, что меня плотно и настойчиво опекали эльвийцы, отчасти оттого, что не хотелось тебя впутывать в вещи, которые я сама не могла объяснить и не смела посвящать в них тебя. И на Присте, после нашей победы в Имперской Ложе я все еще была сама не своя. У меня голова разрывалась на части. Дни пролетали как мгновенья в каком-то горячем тумане и сумасшедших заботах. Ведь я оставалась прежней глупой, ограниченной девчонкой, выросшей в диких лесах Сприса и не имеющей представления даже об обычных нормах дворцового этикета. Я не представляла, как себя вести и что мне делать со вдруг свалившейся на меня бедой и счастьем, называемом «Империя». А сотни советников, ложных друзей, наставников и чиновников обступили меня, и каждый норовил перетянуть на свою сторону, внушить свою истину! Знаешь, каково это было?! Ты не знаешь, а спешишь меня во всем обвинить! – Ариетта, раскрасневшись, нервно заходила по комнате. – Каилин говорил одно, пристианцы другое и третье! В Зале Георди меня ждали послы Коху, Милько, Кайя и Галии – десятки, сотни незнакомых лиц. Меня обложили ритуальными правилами,
