человек – один за другим – покинули нас, апостолы Энеи рассеялись среди планет Священной Империи как бутылки, брошенные в великий океан, но бутылки без записок. И теперь остался отец де Сойя, а еще Рахиль, Энея, капитан Хет Мастин, А.Беттик, несколько клонов экипажа, эрги и я. И Шрайк, безмолвный и неподвижный, на верхней палубе.
– Нет, – повторила Рахиль, – я передумала. Я хочу пойти с тобой.
Энея стояла скрестив руки. Все это долгое утро сплошных телепортаций и прощаний она была как-то особенно спокойна.
– Воля твоя, – негромко сказала она. – Ты знаешь, Рахиль, я от тебя ничего требовать не стану.
– Будь ты проклята, – нежно произнесла Рахиль.
– Да, – согласилась Энея.
Рахиль стиснула кулаки.
– Да кончится когда-нибудь это дерьмо?!
– Ты о чем?
– Сама знаешь, о чем! Мой отец… моя мама… твоя мама… их жизни были полны этого. Моя жизнь… которую я живу уже второй раз… вечная борьба с невидимым врагом. Бегство, и еще бегство, и ожидание, и еще ожидание. Взад-вперед сквозь время, будто какая-то проклятая, потерявшая управление юла… О черт!
Энея ждала.
– Одна только просьба. – Рахиль посмотрела на меня. – Рауль, ты только не обижайся. Ты пришелся мне очень по душе. Но можно, Энея перенесет меня на Мир Барнарда одна?
– Я не против. – Я вопросительно глянул на Энею.
Рахиль вздохнула:
– Снова на эту планету… кукурузные поля, долгие закаты, крошечные города, а там – большие белые дома с большими, широкими галереями. Это наводило на меня тоску еще в восемь лет.
– В восемь лет ты все это любила, – спокойно сказала Энея.
– Ага. Любила. – Рахиль пожала руку священнику, потом Хету Мастину, потом мне.
Вспомнив вдруг самые непонятные стихи из «Песней» старого поэта, вспомнив, как я смеялся над ними у костра вместе с бабушкой, когда она заставляла меня повторять их строчка за строчкой, вновь удивившись – неужели люди и вправду говорят друг другу такие вещи, я сказал ей:
– Счастливо, аллигатор.
Она как-то странно на меня посмотрела, и в зеленых глазах сверкнуло отражение нависшей над нами планеты.
– Пока, крокодил.
Она взяла Энею за руки, и они исчезли. Просто взяли – и исчезли. Никакой ослепительной вспышки. Просто в одно мгновение… там, где они стояли, – пустота.
Энея вернулась через пять минут. Хет Мастин вышел из круга управления, сунув руки в рукава балахона.
– Слушаю, Та-Кто-Учит.
– В систему Пасема, пожалуйста, Истинный Глас Древа Хет Мастин.
Тамплиер не шелохнулся.
– Вы знаете, дорогой друг и учитель, что к данному моменту Империя уже собрала в системе половину своего боевого Флота.
Энея обвела взглядом все дерево, прислушалась к ласковому шелесту листвы, посмотрела вниз. В километре под нами мерцали выхлопы двигателей, которые медленно выводили нас из гравитационного поля планеты. Кораблей Флота тут не было, и нас никто не преследовал.
– Эрги смогут удерживать поля, пока мы не приблизимся к Пасему? – спросила Энея.
Капитан развел руками:
– Сомнительно. Они сильно истощены. Эти атаки вытянули из них почти…
– Знаю, – сказала Энея. – Мне очень жаль. Нам надо только продержаться в системе минуту или две. Возможно, если вы сейчас разгонитесь и будете готовы к скоростному маневру на полной тяге, то, когда мы появимся в системе Пасема, корабль успеет телепортироваться раньше, чем сдадут поля.
– Попытаемся, – кивнул Хет Мастин. – Но будьте готовы перенестись на планету мгновенно. Когда мы окажемся в системе Пасема, жизнь дерева будет измеряться секундами.
– Сначала мы должны отослать корабль Консула. Мы должны сделать это здесь и сейчас. Еще несколько минут, Хет Мастин.
Покорно склонив голову, тамплиер вернулся к управлению.
– Нет-нет! – в ужасе закричал я, когда она обернулась ко мне. – Я не полечу в корабле на Гиперион.
Энея удивленно на меня посмотрела:
– Неужели ты думаешь, я прогоню тебя после того, как сказала, что ты можешь меня сопровождать?
Я скрестил руки на груди:
– Мы побывали почти на всех планетах Империи и Окраин… кроме Гипериона. Что бы ты ни задумала, я никогда не поверю, что ты обошла вниманием нашу родную планету.
– Не обошла, – кивнула Энея. – Но телепортироваться туда я не намерена.
Я вообще перестал что-либо понимать.
– А.Беттик, – позвала Энея, – корабль, должно быть, готов к вылету. Ты захватил мое письмо к дяде Мартину?
– Да, мадемуазель Энея. – Андроид не выказал ни малейшей радости. Впрочем, огорчения тоже.
– Пожалуйста, передай ему, что я его люблю.
– Погодите, погодите, – вмешался я. – А.Беттик твой… твой посланец… на Гиперионе?
Энея потерла щеку. Я вдруг понял, что она измотана куда сильнее, чем кажется, но бережет остатки сил для чего-то очень важного, что вот-вот должно произойти.
– Мой посланец? – переспросила она. – То есть как Рахиль, Тео, Дорже Пхамо, Джордж и Джигме?
– Ага, – кивнул я. – И еще сотни три человек.
– Нет. А.Беттик не будет моим посланцем на Гиперионе. То есть будет, но в другом смысле. И потом, корабль Консула оборудован двигателями Хоукинга. Он будет добираться до Гипериона несколько месяцев… слишком долго.
– Тогда кто же твой посланец на Гиперионе? – спросил я, не сомневаясь, что посланец на Гиперионе определенно есть.
– Не догадываешься? – улыбнулась Энея. – Дорогой дядюшка Мартин. Поэт и критик – вновь участник бесконечного шахматного турнира с Центром.
– Но ведь остальные… они ж все причастились, а… – Я осекся.
– Да, – кивнула Энея. – Когда я еще была совсем маленькая. Дядя Мартин понял. Он выпил вино. Ему адаптироваться было нетрудно… Он – поэт, он веками слушал голоса живых и мертвых. Именно так он и написал свои «Песни». Именно поэтому он считал Шрайка своей музой.
– Тогда почему А.Беттик летит туда на корабле? Только чтобы передать твое письмо?
– Не только. Если все сработает, сам увидишь. – Энея обняла андроида, а он неловко похлопал ее по спине.
А потом с А.Беттиком прощался я.
– Мне будет тебя недоставать, – неловко сказал я.
Андроид одно долгое мгновение смотрел на меня, затем кивнул и направился к ожидавшему кораблю.
– А.Беттик! – позвал я, когда он уже стоял у самого люка.
Обернувшись, андроид остановился. Я помчался на нижнюю палубу, схватил кожаный тубус и бегом вернулся наверх.
– Возьмешь это?
– Ковер-самолет, – кивнул А.Беттик. – Да, конечно, месье Эндимион. Я буду счастлив сохранить его до нашей встречи.
