руководящими большинством работ по украшению перил, – Куку и Кай Сэ; с Гьяло Тхондапом, облаченным в официальные шелковые одеяния, и Джигме Тарингом, одетым в солдатскую форму; с монахом-учителем Чим Дином и его наставником Кэмпо Нга-Вань Таши, настоятелем монастыря при Храме-Парящем-в-Воздухе; с монахиней по имени Донка Ньяпсо и со странствующим торговцем Тромо Трочи из Дхому; с Дзипоном Шакабпой, назначенным далай-ламой руководить ходом работ; с прославленным скалолазом и летуном- дельтапланеристом Лхомо Дондрубом – пожалуй, одним из самых поразительных людей, какие встречались на моем пути, и, как я впоследствии обнаружил, одним из немногих летунов, не брезговавших выпить пива или преломить хлеб с дугпа, друкпа или друнгпа.
Ели мы дзампа и момо – жареный ячмень с овцекозьим маслом, размоченный в чае до состояния однородной массы, из которой скатывают шарики и едят с шариками из парового теста с грибами, холодным овцекозьим языком, засахаренным беконом и кусочками груш, доставленными, по словам А.Беттика, из сказочных садов Сиванму. Большинство гостей пришли, когда начали раздавать миски: Лобсанг Самтен (А.Беттик шепнул мне, что это самый младший брат нынешнего далай-ламы, уже третий год монашествующий в Храме) и разнообразные друнгпа из лесистых расщелин, в числе прочих отличный плотник Чжаньчжи Кенчжунь с длинными напомаженными усами, переводчик Перри Самдап и Римси Кийпу, погруженный в горестные думы молодой монтажник террас. Но не все монахи, заглянувшие в тот вечер на огонек, были китайско-тибетского происхождения. В нашей компании со смехом поднимали наполненные пивом глиняные кружки бесстрашные высотники Харуюки Отаки и Кенширо Эндо, мастера по бамбуку Войтек Майер и Януш Куртыка, и кирпичники Ким Бюнь-Сун и Вики Грозельш. Побывал у нас и Чарльз Чи-кьяп Кэмпо – градоначальник Йо-куня, ближайшего наскального города, сюаньилан, заодно управляющий делами всего духовенства Храма и полномочный член обоих дзонгду, местных собраний старейшин, и еще советник при йик-цанге (буквально «гнездо писем») – тайном органе из четырех человек, следившем за успехами монахов и назначавшем всех священников. Чарльз Чи-кьяп Кэмпо первым из всех выпил столько, что отключился. Чим Дин и еще несколько монахов оттащили похрапывающего градоправителя от края террасы и уложили спать в углу.
Были и другие гости. Когда отгорели последние лучи заката и Оракул со своими тремя собратьями озарил верхушки плывущих внизу облаков, террасу заполняло никак не менее сорока человек. Да только я позабыл их имена – в ту ночь мы съели безмерное количество дзампы и момо, выпили море пива и заставили факелы в Цыань-кун-Су полыхать во всю мочь.
В тот же вечер, несколько часов спустя, я вышел справить нужду. А.Беттик указал мне дорогу к туалетам. Я-то думал, что проще воспользоваться краем террасы, но он объяснил, что в мире, где в многоярусных жилищах все живут один над другим, подобное выходит за рамки приличий. Построенные на скале туалеты были закрыты бамбуковыми перегородками, а сантехника состояла из хитроумной сети труб и сливов, ведущих в трещины, которые уходили глубоко в скальный массив; не забыли здесь и про умывальники, вырубленные в каменных плитах. Были даже душевые, где воду для мытья нагревало солнце.
Сполоснув руки и лицо, я вернулся на залитую лунным светом террасу, слегка протрезвевший от холодного ветра. Стоя рядом с А.Беттиком, я устремил взгляд на переливающуюся огнями пагоду: толпа распределилась концентрическими кольцами, а в центре стояла моя маленькая спутница. Смех умолк, суеты – как не бывало. Один за другим монахи, архаты-святые, монтажники, плотники, каменщики, настоятели, градоначальники и маляры вполголоса задавали вопросы молодой женщине, и каждому она находила ответ.
Казалось, я видел подобную картину совсем недавно. Мне потребовалось не более минуты, чтобы припомнить: до цели путешествия сорок астрономических единиц, мы тормозим, и Корабль показывает голографическую схему звездной системы: солнце спектрального класса G с одиннадцатью планетами, двумя поясами астероидов и бесчисленным множеством комет. Здесь, в пагоде, солнцем определенно стала Энея, а все мужчины и женщины обращаются вокруг нее так же неуклонно, как планеты, астероиды и кометы на схеме корабля.
Опершись на бамбуковый шест, я взглянул при лунном свете на А.Беттика.
– Ей надо проявлять осторожность, – негромко проговорил я, тщательно произнося каждое слово, – а то ее начнут почитать как богиню.
А.Беттик едва заметно кивнул:
– Они вовсе не думают, что мадемуазель Энея – богиня, месье Эндимион.
– Это хорошо. – Я обнял андроида за плечи. – Это хорошо.
– Однако, – добавил он, – многие из них, вопреки всем ее стараниям, убеждены, что она – Бог.
17
Энея оставляет дискуссионную группу, выходит к нам, и мы рассказываем о прибытии Ордена.
– Чим Дин говорит, что далай-лама позволил им поселиться в старом монастыре на Выдровом озере, – сообщаю я. – Под сенью Шивлиня.
Энея улыбается и молчит.
– Им запрещено пользоваться летательными аппаратами, – продолжаю я, – но они вольны ходить повсюду. Повсюду.
Энея кивает.
Мне хочется схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть.
– И очень скоро они услышат о тебе! – выкрикиваю я, потеряв терпение. – Миссионеры будут тут через неделю, если не завтра, и повсюду станут совать свой нос – вынюхивать, выслеживать и передавать сведения начальнику, и нам еще здорово повезет, если это будут миссионеры, а не солдаты!
Помолчав еще немного, Энея говорит:
– Нам повезло, что это не комиссия «За мир и справедливость во Вселенной».
– А это еще что?
– Сейчас не время объяснять, Рауль, – качает она головой. – Наверное, у них тут еще какое-нибудь дело, кроме… кроме искоренения нонконформизма.
Еще в первые дни моего пребывания здесь Энея рассказала мне о том, что происходит в Священной Империи: на Марсе мятеж палестинцев привел к эвакуации властей и ядерной бомбардировке с орбиты; на территориях Кольца Ламберта и Безбрежном Море вспыхнули восстания вольных торговцев, не прекращается война на Иксионе и десятках других планет. Возрождение-Вектор, где разместились огромные флотские базы (а при них бесчисленные бары и бордели), гудит, как растревоженный улей. А поскольку теперь основу Имперского Флота составляют звездолеты класса «архангел», новости обычно запаздывают всего на пару дней.
Пожалуй, самым интригующим был слух, что один из этих «архангелов» взбунтовался, бежал на Окраину и теперь устраивает набеги. Он нападает на конвои Гильдии, причем стремится лишь вывести из строя транспорты без особого ущерба для экипажей, и громит оперативно-тактические группировки Имперского Флота, занятые подготовкой очередного похода на Бродяг по ту сторону Великой Стены. В последние недели пребывания Энеи и А.Беттика на Возрождении-Вектор стали поговаривать, что тамошним флотским базам грозит опасность. Еще были слухи, что в системе Пасема теперь держат громадную флотилию для обороны Ватикана. Словом, даже если слухи о «Рафаиле» сильно преувеличены, ясно одно: его блиц-атаки растянут крестовый поход против Бродяг на годы. Впрочем, сейчас все это не важно. Сейчас я дожидаюсь отклика Энеи на весть о прибытии Ордена. «И что дальше? – гадаю я. – Удирать на следующую планету?» Но вместо того чтобы обсудить подробности побега, Энея спокойно говорит:
– Далай-лама устроит официальный прием в честь имперских сановников.
– И что?
– Надо позаботиться, чтобы нам прислали приглашение.
Вряд ли я на самом деле разинул рот, но ощущение было именно такое.
– Я позабочусь. – Энея касается моего плеча. – Поговорю с Чарльзом Чи-кьяп Кэмпо и Кэмпо Нга-Вань Таши, чтобы нас непременно включили в список приглашенных.
Тут я окончательно теряю дар речи, а она возвращается к своим ученикам. В мягком свете фонарей их глаза лучатся покоем и безмятежностью.
Я начитываю эти слова на микровелен и вспоминаю, как писал их в свои последние дни в
