Я вытащил кинжал.
— Сейчас я о тебе позабочусь, проклятый мешок костей. Ты не доживешь до того, чтобы снова меня скинуть.
— Если б вы правильно с ним обращались, он бы не бесился при одном только вашем виде, — встрял мальчишка, заслоняя от меня коня.
— Пошел прочь с моей дороги! — Я пригрозил ему клинком.
— Это не его вина.
— Он дик, злобен и заслуживает смерти.
Я оттолкнул мальчишку в сторону, готовый вонзить кинжал в Зиггета, едва он перестанет брыкаться.
— Видать, больше вы ничего не умеете — кроме как убивать все, что вам не подходит.
Он говорил в сторону, но я его расслышал прекрасно. Меня это взбесило, и я, не успев сам понять, что делаю, прижал мальчишку к полу, готовый зарезать его вместо Зиггета. Хотя он был выше меня, это оказалось просто. Он и понятия не имел о настоящем рукопашном бое.
— Действуйте, если хотите, — сказал он. — Я — никто. Ясное дело. Но с Огнедышащим вам не справиться, не убив. А тогда вам не останется больше ничего, кроме как убивать.
Я долго не опускал занесенный над ним кинжал, ждал, когда же он испугается, но не тут-то было. В моей раскалывающейся от боли голове потемнело, и Парвен забеспокоился.
— Ничего. — Я стиснул зубы и встал, пинком оттолкнув мальчишку.
Я уже устал от лордов. Все-то они хотели разложить по полочкам — использовать каждый синяк и каждый вдох в качестве урока. Хватит с меня на сегодня занятий. Это всего лишь наглый беспомощный мальчишка и тупая лошадь.
— Все в порядке. Фенгара загоняла меня так, что я возненавидел ее, как вам того и хотелось. Мне жарко, я умираю от жажды, и колено раздулось, как дыня. Но поскольку мне и не должно быть приятно, у меня уйдет немало времени на то, чтобы добраться до дома. Так что оставьте меня одного.
Я почувствовал усмешку Парвена, и это снова разозлило меня.
— Оставьте меня одного!
Я мысленно окутывал его тьмой, пока не перестал слышать, и тогда почувствовал, что больше в моей голове никого нет. Меня странно обрадовало сознание того, что я могу это сделать.
Разумеется, мальчишка не слышал Парвена. Он удивленно посмотрел на меня и положил руку Зиггету на холку. Этот демон среди коней зарылся носом ему в волосы, словно старая бабуся.
— Как ты это делаешь?
Меня охватило подозрение, и я взял мальчишку за плечо. Нет, он не был дар'нети.
— Я назвал его по имени и поговорил о траве. Он ее любит.
— Траву?
Когда я произнес это, Зиггет фыркнул. Я торопливо попятился — за пределы досягаемости его копыт. Но, к вящему моему неудовольствию, я поскользнулся и приземлился на пол стойла, кинжал отлетел куда-то так, что не дотянуться, а охапка сена свалилась сверху мне на голову. Мальчишка быстро отвернулся и засопел, плечи его тряслись. Странно, что он испугался сейчас, хотя оставался спокойным, когда я едва не перерезал ему глотку.
— А ну, повернись сюда, — приказал я ему.
Он глянул через плечо, фыркнул, затем постарался посерьезнеть, но не смог и разразился хохотом. Никто не смеялся в Зев'На.
— Что тут, черт возьми, такого смешного?
— Просто… ну… вы, такой величавый… в таком страшном колдовском месте, как это… еще пять вздохов назад собирались меня убить… и были повержены охапкой сена и лошадиным дерьмом. Как-то вовсе не страшно.
Я недоверчиво уставился на него. Он поскреб в затылке, поежился и попробовал прекратить смеяться, но прыснул снова.
— Простите, господин, — сказал он, когда, наконец, снова стал способен. — Мне, правда, очень жаль, что вам больно. Может, позвать кого-нибудь на помощь?
Я не хотел, чтобы еще кто-то застал меня в таком виде. Это было опасно по многим причинам.
— Никто мне не нужен.
— Нужен. Я же вижу, что нужен, — возразил он.
Я поднялся, цепляясь за петли ворот, и попробовал открыть их и выйти наружу, но из-за падения моему колену стало еще хуже, и я едва мог сделать шаг. Мальчик положил руку на шею Зиггету.
— Стой, тише, — сказал он ему.
Потом отворил ворота, исчез в сумраке конюшни и вернулся с обломком деревянного шеста, который я мог использовать как трость.
Когда я поднялся и вышел, он вернулся к Зиггету и притворил ворота за моей спиной, оставив меня ковылять своей дорогой через весь двор и крепость. Я был на полпути к Серому дому, когда осознал, что и мальчишка, и я сам говорили по-лейрански. Возвращаться было чересчур далеко, а я слишком устал. Мне хотелось реку горячей воды и десять часов в постели, кроме того, я знал, что лорды ждут случая преподать мне новые уроки. Но я пообещал себе, что разыщу этого нахального мальчишку и заставлю его ответить на несколько вопросов.
На следующий день тренироваться я не мог. Колено приобрело пурпурно-черный цвет и раздулось почти до размера моей головы. Когда мой учитель фехтования пришел узнать, почему меня нет на площадке, он взглянул на него и нахмурился.
— Вам нужен лекарь. Вам следовало сказать кому-нибудь еще прошлой ночью.
— Я сказал лорду Парвену, — ответил я.
Я с трудом сдерживал крик, когда он дотрагивался до колена.
Полчаса спустя в моих покоях появился бородатый зид, за которым следовал молодой раб, тащивший кожаный саквояж. Я сидел в кресле, больная нога лежала на скамеечке. Лекарь по имени Мелладор приказал рабу подстелить полотенце под мою руку, которая лежала на подлокотнике, а потом встать на колени рядом. Раб выглядел нервно, напряженно, видно было, что он находится под заклятием принуждения. Это нетрудно заметить.
— Плохая рана, ваша светлость, но мы справимся без труда, — сообщил лекарь, суетясь и бормоча у моего колена. — Только немного пощипет, когда я сделаю надрез.
Я не мог понять, что он делает, когда он намазал мне предплечье желтой мазью, и, наверное, у меня по-дурацки отвисла челюсть, когда он вытащил из саквояжа нож и сделал аккуратный, в палец длиной, разрез на том же месте. Рука почти онемела, только слегка пощипывала, как он и обещал. Я попытался ее отдернуть, но он перехватил мое запястье.
— Вы ведь наверняка видели Целителей, ваша светлость. Если нет… приношу искренние извинения за то, что не предупредил вас. Ваша рана слишком серьезна, чтобы использовать обычные средства, а лорды не желают перерывов в ваших тренировках. Мы исправим все очень быстро. Не шевелитесь.
Прежде чем я успел задать хоть один вопрос, Мелладор приказал рабу протянуть руку. Юноша подчинился, но при этом посмотрел на меня так напряженно и мрачно, что я невольно отшатнулся. Затем Мелладор надрезал руку раба как раз над металлическим браслетом. Рана оказалась намного глубже моей, почти до кости, и начала обильно кровоточить. Раб не вскрикнул, только глубоко, судорожно втянул воздух. Лекарь привязал руку раба к моей полоской ткани, а потом положил руки ему на голову. Сияющая огненная вспышка наполнила мой разум — невозможная мощь, кипящее кроваво-черное пламя, заструилась по моим жилам так резко и отчетливо, что я едва не выпрыгнул из кресла.
Возле локтя послышался сдавленный стон. Раб побледнел и дрожал, черты лица его заострились от
