— Да не жалуюсь. Разве что…
— Ты голоден, верно?
Я не знал никого, кто бы улыбался, как принц, от всей души, даже когда устал до полусмерти и волновался.
— Вы что, в голове посмотрели?
— Нет нужды. Друзья обычно знают друг о друге такие вещи. Барейль уже приготовил горячую овсянку, но когда ты поешь, мне понадобится твоя помощь.
Вот бы не подумал, что принц мне такое скажет. Я даже решил, что голод — это не так уж и важно.
— Мне нужно, чтобы ты немного побыл с Гериком.
— Как он? Вы уже… Он покачал головой.
— Я пока не могу помочь ему. Я немного посидел с ним, попробовал кое-что, но мне понадобится собраться с силами, чтобы действительно справиться. Так что мне нужно чуть-чуть поспать. Но я не хочу оставлять его одного. Сейри не проснется еще несколько часов, а Келли и Барейля он не знает.
— Конечно, я иду. Значит, он не спит?
— Не знаю. Не уверен, что он вообще теперь может спать. Он ничего не ел и не пил с тех пор, как мы вернулись. И ни слова не произнес. И почти не шевелится.
Принц потер лоб.
— Поешь что-нибудь, а потом приходи к нам.
Они поставили палатку для молодого господина под деревьями. Барейль сказал, что они устроили внутри темноту, потому как, кажется, в темноте ему было полегче. Сперва всем, что я видел, были два белых огонька. А потом, когда я привык к темноте, я разглядел, что он сидит в углу, обхватив колени и сжав кулаки. Белые огоньки были камнями, которые ему дали вместо глаз.
Принц сидел рядом с ним, глядел, разговаривал с ним, вроде как успокаивая. Я не знал, сказать мне что-нибудь или нет, но принц посмотрел на меня и улыбнулся.
— Заходи, Паоло. Я сказал Герику, что ты побудешь с ним немного. Барейль разбудит меня на закате. Зовите меня сразу же, если вам что-нибудь понадобится.
Он положил руку на голову молодому господину.
— Мы позаботимся о тебе, — сказал он и оставил нас одних.
Я не был уверен, следует ли мне с ним говорить. Я обычно без нужды рта не открываю. От лишних разговоров неприятностей больше, чем без них. Но в Зев'На мы с молодым господином говорили пару раз, хоть он и думал, что станет лордом и что ему надо быть сильным и одиноким, чтобы никому от этого не было больно. Если б мы оба были из простых или, наоборот, из благородных, тогда б можно было сказать, что мы едва не подружились.
Там, в конце, когда я подумал, что он совсем сделался злым и убивает принца своим колдовством, я вовсе взбесился и прыгнул на него. Ждал, что он зашвырнет меня до самого потолка, — и почти на это надеялся. Но он заговорил со мной в голове, как это делают колдуны, и сказал, чтобы я колотил его изо всех сил. Сказал, если отвлечь лордов, то, может быть, принцу удастся выжить. Он все говорил мне, как ему жаль, очень жаль, что он не узнал во В'Capo принца, пока не стало слишком поздно, и он никогда не хотел, чтобы лорды убили В'Capo или меня. Он сказал, он с трудом что-то чувствует, кроме того, что не может дать нам погибнуть — принцу, госпоже… и мне. Пока мы боролись там, на стеклянном полу, я отвечал ему так, как меня научила Келли. Я сказал, что никто из нас не оставит его в этом мерзком месте. И сказал, что если он может уберечь ту каплю чувств, которая еще осталась, то, может, и остальные тоже сумеет найти снова. И я удивился не меньше, чем принц с госпожой, когда он поднял меня с пола и пошел с нами. Но теперь казалось, что ему сейчас еще хуже, чем раньше.
— Жаль, что все так вышло, — сказал я, садясь рядом с ним на корточки. — Я думал, с тобой все будет в порядке, когда мы тебя вытащим. Видишь, как мало толку с тупого лошадника.
Странно это было, говорить с ним, видя только часть лица, все остальное — под маской. Он не мог моргнуть или вообще как-то показать, что слышит меня. Но я снова принялся болтать о лошадях и всем таком прочем, думая, что лучше будет, если он займет голову чем-нибудь нестрашным. Он ведь ужасно боялся. Так сильно, что это его просто убивало. Принцу не было нужды мне это говорить. Палатка трещала от его страха.
Когда принц вернулся на закате, он принес сверток льна и маленький кожаный ящик. Я ел что-то, что дал мне Барейль, и предложил поделиться. Принц покачал головой.
— Пока не могу. Из-за той дряни, которой нас кормили, — серого хлеба. Что бы я сейчас ни съел, от всего мутит. Потом придется с этим разобраться.
Он положил сверток и ящик.
— А сейчас мы должны позаботиться о Герике. Зажги лампу, будь любезен.
Я так и сделал.
— Это будет нелегко, Паоло, — сказал он. — Тебе придется подержать его, чтобы он не дергался. Я попытаюсь снять его маску, но одной рукой не справлюсь. Ты мне поможешь?
— Он спас мне жизнь там. И не раз.
— Мне тоже.
Он сел возле молодого господина и открыл ящик. Я знал, что в нем. Там лежали инструменты, с которыми принц вылечил мою ломаную ногу и исправил другую, да так, что я больше не хромал вовсе. Я надеялся, что для сына он сможет сделать не меньше.
— Запомни, пока я не скажу тебе, что все в порядке, ты не должен прикасаться ко мне, когда мы окажемся, связаны и я произнесу молитву. Если понадобится помощь, зови Барейля. Он будет ждать снаружи.
— Можете мне верить.
Он сгреб в горсть мои волосы и покачал мою голову, улыбаясь.
— Я верю. Именно поэтому ты здесь.
Потом он встал на колени, вытянул руки и проговорил свою молитву, которой всегда начинал целительную магию.
— Жизнь, постой. Протяни руку…
Никто из нас не ожидал того, что произошло, когда он порезал руку молодого господина. Я такого ужасного вопля не слышал с той ночи, когда меня отправили в Зев'На, где зиды надевали ошейники на рабов-дар'нети. Принц выглядел так, словно ему нож воткнули в живот. Но когда я связывал им руки вместе, он крепко держал мальчишку, чтобы тот не поранился, пока мечется. Едва он затянул узел и договорил слова, молодой господин притих.
Я помню, как оно было, когда я повредил ногу и принц делал это же со мной. Белый огонь вспыхнул во мне изнутри, грел меня и успокаивал, и принц все время говорил в моей голове о том, как мои дела, чтобы я не боялся. Я надеялся, молодой господин чувствовал то же самое, но понимал, что с ним все гораздо хуже, чем сломанная нога или даже обе. Я не мог понять, как мы будем снимать маску. Она была частью его лица и срослась с ним. Меня мутило от одного взгляда на нее.
Прошло ужасно много времени. Принц закрыл глаза, и можно было решить, что он заснул, только лицо у него было такое же свирепое, как когда он дрался на мечах. Молодой господин затрясся и застонал, и принц сказал мне:
— Держи его, Паоло. Только не прикасайся ко мне.
Я так и сделал. Когда молодой господин немного притих, принц велел мне забрать сережку из его уха. Он была страшно горячая, когда я взял ее.
Много позже принц поднял правую руку и стал водить ею медленно-медленно вдоль краев золотой маски. Снова и снова он так делал, а потом стало заметно, что металл отслаивается от лица молодого господина.
— Разрежь повязку, — наконец сказал принц так тихо, что я едва расслышал, а когда я так и сделал, велел мне: — Притуши свет и держи наготове одно из полотенец.
Разумеется, это я сделал тоже.
— А теперь держи его руки, пока я снимаю маску. Осторожно. Пожалуйста, осторожно.
Я еще не видел такого жуткого зрелища. В глазницах молодого господина не было вообще ничего.
