Стражи цитадели

После этого все произошло очень быстро. Мадьялар отперла маленький ящичек красного дерева, стоявший на ее рабочем столе, и достала из него два небольших хрустальных флакона. В одном была жидкость темно-красного, почти черного цвета, содержимое другого было прозрачным, но оказалось густым, словно мед, когда она опорожнила его в серебряный кубок. С осторожностью отмерив красную жидкость, она плеснула ее в тот же самый кубок и оставила на миг, чтобы погасить лампы. Потом она разожгла маленькую керамическую жаровню, стоящую на низком столике между нами. Горсть серого порошка отправилась в огонь и вспыхнула, взвилась искрами, распространив по комнате тяжелый аромат агрины, травы, увеличивающей восприимчивость человека к чарам. И другой, более тонкий, почти неразличимый оттенок чувствовался за острым, насыщенным запахом агрины. Сеннетар, предположил я, мощное средство, использовавшееся, чтобы ослабить контроль над мышцами. Из самой сердцевины пламени тонкая струйка дыма потянулась ко мне. Мадьялар дала мне знак придвинуться и вдохнуть его.

Я едва не передумал. Барейль говорил, что Дассин не доверял никому из Наставников, и, несмотря на это, я был здесь, еще неисцеленный от старых ран, готовый показать их неопытному врачевателю. Оставить себя столь уязвимым… Сеннетар беспокоил меня. Но если я откажусь, что мне делать дальше? Не имея ни единого ответа на этот вопрос, я прекратил задерживать дыхание и вдохнул, позволив дыму курений Мадьялар наполнить мои легкие.

От запаха вскоре закружилась голова. Я так устал… глупо было идти сюда после бессонной ночи. Тогда мне требовалось время подумать, поэтому я и предложил посторожить, пока мои друзья спят. Но стоило мне принять решение, и я тут же захотел выполнить его — прежде, чем госпожа Сериана проснется и заговорит со мной об этом или снова выставит меня бессловесным болваном. Но здесь, в темном кабинете, наблюдая за языками пламени, вдыхая удушливый дым, я чувствовал себя вялым и сонным. Я попытался спросить Мадьялар, не следует ли нам повременить, пока я посплю немного, но не смог выдавить ни слова.

Она стояла передо мной.

— Манглит, — пояснила она, подавая мне серебряный кубок, — зелье, которое мы используем при испытании.

Две жидкости так и не смешались. Темная каплей зависла в прозрачной, так что напиток был похож на яйцо с кроваво-красным желтком, заключенное в серебряную скорлупу кубка.

«Пей до дна», — жестом приказала Мадьялар, поднося кубок к моим губам. Прозрачная жидкость была сладкой, но холодной как лед, она обволакивала язык и горло, зато темная смыла всю сладость и прожгла меня едва не до самых костей. В панике я захотел оттолкнуть кубок, но руки безвольно лежали на подлокотниках кресла, словно морские водоросли, выброшенные приливом, а женщина непреклонно влила в меня остатки питья. Остаток сладкого напитка слегка смягчил мне рот и горло, сухие, ноющие, но не обожженные. Что касается всего остального, моя плоть, мысли и воспоминания были вывернуты наизнанку, открыты каждому, кто возжелает заглянуть в них.

— Неприятно, я знаю, — сообщила Мадьялар, пока я сипел и задыхался, не в состоянии пошевелиться, чтобы помочь себе, — но необходимо. Приступим же. Ваши секреты — секреты Дассина — теперь принадлежат мне, как и вы сами, в некотором смысле. Вы и представить себе не можете… И ведь пришли ко мне сами, добровольно!

Мадьялар снова уселась напротив меня, и выражение ее лица было как у ростовщика, представленного расточительному барону. Ни капли материнского участия. Я начал подозревать, что совершил ужасную ошибку.

Быстро и грубо Мадьялар взломала ворота в мой разум. Ни единый звук не нарушал тишину ее комнаты, кроме треска огня в жаровне. Ее вопросы звучали сразу в моей голове. И хотя я мог говорить вслух, она получала ответы тем же путем, чтобы ни интонация, ни подбор слов не скрыли истину. Я не мог ни уклониться, ни солгать.

Ее вопрос:

Кто этот ребенок в Зев'На?

Мой ответ:

Это сын друга Дассина, человеческий ребенок, похищенный из дома пять дней тому назад.

— Человеческий ребенок! Зачем он зидам?

Я не знаю.

А что вам за дело до этого ребенка?

Дассин велел мне найти его. Он сказал, что, если мальчика заберут в Зев'На прежде, чем я найду его, я должен отдать себя Наставникам для испытания.

И больше ничего?

Больше ничего.

И вы привыкли подчиняться приказам Дассина, даже не понимая их значения, как в этом случае?

Да.

Почему?

Не знаю.

Она была озадачена, и я не мог ее винить, однако я не мог высказаться по собственной воле. Я мог только отвечать на ее вопросы. Мадьялар потеребила губу пальцем.

Чем вы занимались с Дассином с тех пор, как вернулись с Моста?

Я восстанавливал свою память.

Вы… потеряли память? Вы не помнили… чего? Того, что вы делали ночью? Событий недели?

Я ничего не знал о себе.

Ничего! Это случилось, когда вы ходили по Мосту несколько месяцев назад?

Дассин сказал, что бы ни произошло на Мосту, это лишь усилило ущерб, нанесенный раньше.

При первой попытке, — сказала она. — Я знала. Итак, Дассин- Целитель восстанавливал вашу память. К счастью для вас, он был одаренным человеком. И теперь вы полностью восстановлены.

Я не был уверен, были эти слова утверждением или вопросом, но, поскольку в них чувствовалось сомнение, мне пришлось ответить.

Нет.

Глаза Мадьялар расширились.

Не восстановился… Какой части памяти вы еще лишены?

Огромной.

Она продолжала расспрашивать меня о множестве вещей: об Авонаре, о моей семье, о Дассине и Наставниках, о жизни дар'нети. Что-то я знал. Большую часть — нет. Каждому было бы ясно, что я совершенно растерян и ужасающе неполноценен. Никто не назвал бы меня безумцем, но, конечно, она еще не добралась до самой сути. Она только гневно качала головой, видя, как мало я знаю, и вслух комментировала:

— Лишь ребенок, едва ли подросток… Вам хоть имя свое известно?

Должно быть, она почувствовала, какое сомнение пробудил во мне этот вопрос, потому что она сузила свои стальные глаза и выстрелила им прямо мне в душу.

Отвечайте… каково ваше настоящее имя?

Я знал, что я должен ответить, пусть даже и, теряясь от клубов дыма и яростного принуждения питья, которое Мадьялар дала мне. Раз целью испытания было узаконить мое положение, значит, существовал лишь один допустимый ответ. Но под воздействием манглита я был не в состоянии говорить ничего, кроме самой что ни на есть истинной правды.

Я — Кейрон, старший сын барона Мэндийского, владыки Авонара, и его супруги Нэсеи, Певицы.

Мадьялар вскочила с кресла.