гостиной тело. Воцарилась неловкая тишина. Поскрипывали половицы.
— Убийство, — произнесла, наконец, Мёрфи, глядя на стену. — Возможно, кто-то считает, что осуществляет священную миссию.
— Убийство, — повторил я. — Делать какие-то заключения преждевременно. И все- таки, чего ты мне позвонила?
— Этот алтарь, — ответила она. — И нестыковки в обстоятельствах ее смерти.
— Никто не примет магическую надпись на стене в качестве улики.
— Я понимаю, — кивнула она. — Официально она проходит по графе «самоубийство».
— Из чего следует, что я играю самостоятельно, — заметил я.
— Я переговорила со Столлинзом, — возразила она. — Я беру два дня отгула — начиная с завтрашнего дня. Так что я тоже в игре.
— Отлично, — я вдруг нахмурился: мне в голову вдруг пришла мысль, от которой мне сделалось немного не по себе. — Это ведь не единственное такое самоубийство, верно?
— Я сейчас при исполнении, — вздохнула Мёрфи. — Это информация, делиться которой с тобой я не имею права. В отличие от кого-то вроде, скажем, Баттерса.
— Верно, — согласился я.
Совершенно неожиданно Мёрфи стремительно крутанулась на месте, описав правой пяткой горизонтальный полукруг на высоте колена. Нога ее со стуком врезалась во что-то невидимое у нее за спиной, и это что-то тяжело ударилось об пол. Мёрфи — зажмурившись! — навалилась на это невидимое что-то, и руки ее с растопыренными пальцами описали в воздухе несколько круговых движений, будто шаря вслепую. Потом Мёрфи хмыкнула, еще раз двинула руками и чуть повела плечами.
Высокий женский голос громко охнул от боли, а потом под Мёрфи возникла девушка. Мерфи навалилась на нее, прижав к полу и завернув ей руку за спину под болезненным даже на вид углом.
Девушке было лет восемнадцать. Одежду ее составляли солдатские бутсы, черно- серые маскировочные штаны и серая футболка в обтяжку. Ростом она едва не на фут превосходила Мёрфи, да и сложение имела этакое… капитальное… кирпичное. Коротко остриженные, выбеленные перекисью волосы торчали задорными панковскими шипами. Татуировка, начавшись на шее, ныряла под футболку и показывалась уже на голом животе, вновь уходя дальше куда-то в штаны. Еще у нее были полдюжины колец в ушах, колечко в ноздре, колечко на брови и серебряный шарик под нижней губой. На руке, которую удерживала Мёрфи, поблескивал браслет из темных стеклянных бус.
— Гарри? — произнесла Мёрфи голосом, при всей вежливости и терпеливости требовавшим объяснения.
Я вздохнул.
— Мёрф, ты помнишь мою ученицу, Молли Карпентер?
Мёрфи склонила голову набок и вгляделась в профиль.
— О, да, конечно, — отозвалась она. — Просто не узнала без розово-голубых волос. Ну, и невидимой она в прошлый раз не была, — она вопросительно посмотрела на меня.
Я подмигнул ей и опустился на ковер рядом с девушкой, изобразив на лице самое убедительное из моих хмурых выражений.
— Я сказал тебе оставаться у входа в квартиру и упражняться в наблюдательности?
— Ох, да ладно, — взмолилась Молли. — Это же невозможно. И скучно как черт-те что.
— Повторение — мать учения, детка.
— У меня скоро задница отсохнет от этого вашего повторения! — возмутилась Молли. — Я и так знаю в сто раз больше, чем год назад!
— Еще лет шесть-семь в том же темпе, — кивнул я, — и ты, возможно — возможно! — созреешь, чтобы делать это самостоятельно. До тех пор ты моя ученица. Я твой наставник, и ты будешь делать все как я тебе говорю.
— Но я ведь могу помочь вам!
— Сидя в тюрьме — вряд ли, — заметил я.
— Вы вторглись на место преступления, — сообщила Мёрфи.
— Ох, да ладно вам, — буркнула Молли, но в голосе ее явственно зазвучали опасливые нотки.
(на всякий случай, если кто не знает, Молли уже совершеннолетняя)
Трудно придумать, какую менее удачную реплику она могла бы произнести.
— Что ж, — вздохнула Мёрфи, достала из кармана куртки наручники и защелкнула браслет на запястье у Молли. — Вы имеете право хранить молчание.
Глаза у Молли расширились, и она подняла взгляд на меня.
— Что? Гарри…
— Если же вы предпочитаете не воспользоваться этим правом, — назубок, как молитву, продолжала декламировать Мёрфи, — все, что вы скажете, может быть использовано против вас на суде.
— Мне очень жаль, детка, — я пожал плечами. — Это реальная жизнь. Послушай, твои приводы как несовершеннолетней уже списаны, да? Тебя будут судить как совершеннолетнюю. Первая судимость… тебе вряд ли дадут больше… а, Мёрф?
Мёрфи прервала заведенный ритуал.
— От тридцати до шестидесяти суток, скорее всего, — она вздохнула и продолжила зачитывать права арестованного.
— Вот видишь? Не так уж и страшно. Увидимся через месяц-другой.
Молли заметно побледнела.
— Но… но…
— Да, кстати, — добавил я. — В первый день поколоти кого-нибудь. Считается, что это избавит тебя от многих сопутствующих неприятностей.
Мёрфи вздернула закованную в наручники Молли на ноги.
— Вы поняли свои права?
Рот у Молли потрясенно открылся. Она переводила взгляд с Мёрфи на меня и обратно.
— Ну, — рассудительно сказал я, — ты могла бы еще извиниться.
— П-прошу прощения, Гарри, — пробормотала она.
Я вздохнул.
— Не у меня проси, детка. Не я веду следствие.
— Но… Молли осеклась и снова посмотрела на Мёрфи. — Я же т-только стояла там… н-ничего больше.
— В перчатках? — спросила Мёрфи.
— Н-нет.
— В обуви?
— Д-да.
— Трогали чего-нибудь?
— Э… — замялась Молли. — Ну, дверь. Так, толкнула чуть-чуть. И эту вазу китайскую, ну, в которой у нее мята растет. Ту, что с трещиной.
— Из чего следует, — сказала Мёрфи, — что если я докажу, что это убийство, осмотр помещения даст нам отпечатки ваших пальцев, вашей обуви, да и волосы ваши, пусть под таким слоем лака, тоже запросто могут падать. Поскольку вы не входите в число следователей или официальных консультантов, наличие всего этого на месте преступления
