споткнулся и упал. Бульдог выскользнул из его рук и растворился в темноте.
— Быстрее, Крис, мы его найдем потом! — крикнул Беллоу и рванул дверцу машины. — Садитесь за руль вы.
«Рэмблер» рванулся вперед. Только бы выскочить на дорогу.
Крис включил третью скорость и всей тяжестью ноги вдавил в пол акселератор. «Рэмблер» подпрыгнул, что-то негодующе застучало в моторе, и стрелка спидометра дернулась вверх. Сорок, пятьдесят, восемьдесят пять миль в час.
— Можно еще? — спросил Беллоу.
— Это все, на что он способен.
Сзади заколебался неровный свет, призрачно осветил дорогу по сторонам. Беллоу обернулся. Два ярких глаза, не мигая, глядели им в спину.
— Нажмите еще, Крис. Они нас нагоняют.
— Не могу, это все.
«Рэмблер» ревел на предельной скорости. Легкая машина, казалось, вот-вот оторвется от земли и подымется вверх, но позади уже слышалось завывание мощного мотора.
— Держитесь крепче, профессор. Упритесь руками в панель.
— Что вы хотите делать, Крис? Ради бога…
Хант изо всех сил надавил на тормоз. Шины, оставляя каучуковый след на шоссе, негодующе взвыли. Машина сзади тоже тормозила. Но было уже поздно. Раздался треск, и фары погасли.
Крис включил первую скорость и дал газ. На мгновенье им показалось, что машины намертво сцепились между собой, но послышался пронзительный скрежет металла, «рэмблер» дернулся, освободился и рванулся вперед.
— Старый трюк, но они не ожидали его от нас. Теперь они постоят на шоссе, — усмехнулся Крис. — У них разбиты фары и разорван радиатор. Проедем вперед, вернемся по параллельной дороге и найдем этого чертова бульдога.
— Гроппера, вы хотите сказать? Вы отдаете себе отчет, Крис, что во всех Соединенных Штатах Америки один этот бульдог знает, к каким сейфам в каких банках подходят ключи, которые я снял у старика с шеи?
Всю ночь, пока не забрезжил призрачный серый рассвет, они осторожно бродили по окрестностям ранчо. Близко к дому подойти они не осмелились: в окнах горел свет, и оттуда доносились голоса. Вскоре голоса стихли, но появились две полицейские машины с вращающимися на крыше прожекторами.
— Как по-вашему, профессор, кто это был там?
— Не знаю, думаю, что кто-то шпионил за нами. Во всяком случае, потом они тоже удрали и прислали полицию.
Они продолжали бродить по окрестным полям, спотыкались в темноте, падали и все время тихо звали:
— Гроппер, мистер Гроппер, где вы?
— Не слишком ли изысканное обращение для бульдога? — криво усмехнувшись, спросил Хант.
— Перед собакой, которая стоит больше, чем бюджет иной страны, я готов сам встать на четвереньки, — ответил Беллоу. — К тому же за последние сорок лет, проведенные на бирже, Гроппер как- то не привык отзываться на свист и команду «сюда!». Я даже склонен полагать, что он не сразу освоится со своим новым положением.
Один раз им подумалось, что они нашли его. В темноте мелькнули две зеленоватые точки. Они бросились вперед, но это была кошка. С сердитым фырканьем она шмыгнула в сторону.
Бульдога они не нашли. И когда стало рассветать, они решили уйти, опасаясь, что их заметят.
Беллоу то и дело оглядывался назад, надеясь на чудо. Но Фрэнка Джилберта Гроппера, президента четырех банков, члена правления двадцати трех компаний, обладателя сорока миллионов долларов, не было. В это время он спал в канаве, положив тяжелую голову на вытянутые лапы…
7. Вообще-то это дядя
После двух-трех стаканов сухого мартини Патрик Кроуфорд обычно становился необычайно добрым, но только по отношению к самому себе. Все в себе казалось ему необыкновенным: черты лица — мужественными и значительными, ум — глубоким и проницательным, характер — несгибаемым, литературные способности — выдающимися.
Если в такие минуты под рукой находилась какая-нибудь поверхность, достаточно гладкая, чтобы выполнять роль зеркала, будь то оконное стекло или очки собеседника, Кроуфорд погружался в благоговейное созерцание своего отражения, из которого его могли вывести лишь чрезвычайные обстоятельства, например, необходимость протянуть руку еще за одним стаканом.
Не мудрено поэтому, что телефон трезвонил по меньшей мере минут пять, прежде чем он оторвал взгляд от хромированной поверхности кофейника, в котором, пусть вытянутое и сплюснутое, но все равно невыразимо прекрасное, отражалось его лицо.
Нетвердыми шагами он подошел к телефону и взял трубку. Торопливый голос сказал:
— Мистер Кроуфорд? Это Джо Джеффи. Старик прибыл на ранчо в половине двенадцатого. В машине у него был кто-то связанный. Когда мы вломились, оба врача удрали, и нам не удалось их догнать, только покалечили машину.
— Гроппер? Где Гроппер? — крикнул в трубку Кроуфорд, внезапно трезвея.
— Старик здесь. Спятил он, что ли, слова от него не добьешься. Связанный парень мертв. Мы позвонили в полицию и сейчас сматываем удочки. Не забудьте чек. Мы свое дело сделали. До завтра.
Патрик Кроуфорд медленно положил трубку. Если бы эти два шарлатана лечили старика успешно, они бы не удрали, как крысы. И этот связанный парень…
Он, он единственный наследник сорока миллионов долларов, самый богатый писатель Соединенных Штатов Америки! Он им теперь покажет!
Кроуфорд поднял глаза к потолку. Слова полузабытой молитвы сами пришли откуда-то из глубины детских воспоминаний: «Патер ностер куи эст…» Он уже давно перестал быть верующим католиком, но стремление кого-то поблагодарить за близкую смерть близкого человека заставило вспомнить о боге. Господь добр, он ниспосылает свою благодать на чистых сердцем, если даже в слепоте своей они бредут по болоту безверия. Кроуфорд опустился на колени и помолился за сорок миллионов.
Ему хотелось броситься в машину и помчаться туда, на ранчо, чтобы самому взглянуть на Гроппера, но здравый смысл взял верх. Полиции могло бы показаться странным, что он знает, где именно сейчас находится его дядя.
Спать в эту ночь Кроуфорд не мог. Не помогли и две таблетки люминала. Постель казалась жесткой, а подушка горячей до такой степени, что жгла голову. Он вертелся до тех пор, пока процесс погружения в сон не начал казаться ему странным, фантастическим, едва ли вообще когда-нибудь осуществимым.
Он налил себе в стакан джина, плеснул вермута и уселся в кресло.
Утром позвонили из Риверглейда, и кто-то, назвавшийся лейтенантом Мак-Грири, попросил его немедленно приехать.
Когда Кроуфорд въезжал в Риверглейд, он увидел два полицейских «шевроле». У ворот стоял полицейский.
— Вам что, приятель? — лениво спросил он.
— Я… меня вызвал сюда по телефону лейтенант. Меня зовут Патрик Кроуфорд.
— А-а, — протянул полицейский, и Кроуфорду показалось, что он вытянулся перед ним. — Идите вон туда.
— Спасибо, я знаю. Ведь это дом моего дяди.
Патрик Кроуфорд окинул взглядом трехэтажный, в колониальном стиле дом. Вот она, эта минута! Он входит в Риверглейд не для того, чтобы клянчить у этого старого скупердяя подачку. Он входит сюда хозяином, почти хозяином.
