возможность назвать его именем чудесное озеро, с которым у меня связано столько дорогих воспоминаний.
Днем мои друзья отправились домой, я же охотился до наступления сумерек, а потом пешком пошел домой. Назавтра я бродил весь день один. На следующий день мы отправились на охоту с Джимом Дуфом, кажется, единственным из моих товарищей, который обладал настойчивостью. Хоть бы один олень попался нам на глаза за весь день! В довершение всех неудач я отморозил себе обе ноги. На двенадцатый день, не обращая внимания на больные ноги, я снова отправился на охоту, на этот раз один. Спугнул трех оленей и тщетно преследовал их на протяжении пятнадцати миль. На следующий день я выехал вместе с братом. Мы отправились на то место, где накануне я прекратил преследование. Часа два мы шли по следам и наконец увидели двух оленей. В погоне за ними мы прошли еще пять миль. Брату надоела эта игра. Мы отправились в лагерь обедать, после чего брат уехал домой. Я же вернулся назад и продолжал идти по следам.
Под вечер я осторожно выглянул из-за холма и мельком увидел, как мне показалось, оленя, лежащего в кустах. Я всматривался несколько минут и заметил легкое движение уха. Тогда у меня не осталось сомнений. Нас разделяло расстояние около ста пятидесяти ярдов. Я вскинул ружье. Но увы! Как непослушно было оно в ту минуту!
«Руки дрожат, все равно ничего не выйдет», — с досадой подумал я и опустил свое ружье.
Через несколько минут, овладев собой, я выстрелил.
Олень вскочил на ноги и стал озираться кругом. Еще и еще раз спустил я курок. А когда олень пустился бежать, я сгоряча выстрелил еще раз. Но все было напрасно. Моя первая пуля просвистела над головой оленя. Вторая попала как в середину его подстилки. Третья и четвертая пролетели неизвестно куда. Если бы мой второй выстрел был первым, я был бы с добычей. Но этого не случилось. Олень грациозно помчался от меня, а я бежал по его следам на протяжении десяти миль.
Второпях взбираясь на холм, я споткнулся и больно ударился коленом об острый корень, торчавший из-под земли. Было уже совсем темно, когда я добрался домой, обессиленный и измученный.
Итак, я охотился уже четырнадцать дней, преодолел пространство в двести шестьдесят пять миль (из них двести пятнадцать пешком), двенадцать раз стрелял в оленя, обморозил себе ноги, потерял в весе и все же не убил еще ни одного оленя.
Колено мое болело все сильнее и сильнее, и я решил отлежаться с недельку, чтобы снова выйти на охоту здоровым и со свежими силами.
Чтобы не терять напрасно времени, я стал тренироваться в стрельбе. Смастерив оленя из дерева, я поставил его на расстояние двухсот пятидесяти ярдов от двери дома и стал в него стрелять.
Я тренировался до тех пор, пока не стал попадать три раза на каждые пять выстрелов. Тогда меня снова потянуло охотиться, но больное колено связало меня, и я чувствовал себя так, как, должно быть, чувствует себя птица с перешибленным крылом.
Наконец мое колено зажило, и я снова на охоте.
Это был пятнадцатый день моих скитаний по следам оленя. Огибая холмы, я повстречался с Дуфом и с тремя другими товарищами. Теперь нас было пятеро, и гуськом направились в лесную чащу. Куропатки и зайцы то и дело попадались на нашем пути, но мне было не до них, и я ни разу не спустил курка.
Мы прошли уже около трех миль, когда я заметил свежий след оленя. Дело было к вечеру, и я бродил по следу до наступления темноты.
Наш товарищ Гордон Райт приехал на санях, чтобы развезти нас по домам. В назначенный час все были в сборе, кроме меня. Друзья решили, что «этого парня» не стоит ждать — быть может, он напал на след оленя и ушел за ним миль на двадцать. Они уехали домой, оставив меня одного.
Зачем я пускался один в эти далекие, трудные странствования, никто из товарищей не мог понять. А меня с непреодолимой силой влекло вдаль — ведь я был теперь здоров и полон сил. Пробежать десять миль мне ничего не стоило. Я мог бродить весь день, не зная усталости. И всегда, когда я оставался один в этих тихих местах, меня охватывало какое-то дивное чувство, все горести куда-то исчезали, я был наверху блаженства.
Багряно-красное солнце пряталось за горизонтом, заливая алой краской снежную поляну. На розовом востоке вставал золотой месяц. Не было видно конца тополевого леса с его светлыми стволами, словно мраморными колоннами. Этот лес, еще не тронутый топором поселенца, был так великолепен, что мне жаль было расставаться с ним и уезжать в Онтарио.
На протяжении трех миль дорога шла густым лесом. Когда я стал приближаться к опушке, мне послышалось, будто товарищи кричат что-то. Было уже поздно и совсем темно.
«Не ослышался ли я?».
Я откликнулся. Мой голос эхом пронесся по лесу. Я весь превратился в слух. И в ответ раздался заунывный, протяжный вой, еще, еще и еще…
«Да ведь это же волки. Наверное, собираются на охоту».
Я откликнулся, на этот раз уже по-волчьи. Когда донесся их ответный вой, я понял, что они приближаются с большой скоростью.
— Гм! Ведь ты, кажется, вышел на охоту, не так ли? — пробормотал я.
Вот скоро и конец леса. А звуки настойчиво неслись все ближе и ближе. Я остановился и подумал: «Ну что ж, если эта свора вздумает атаковать человека, вооруженного винтовкой Винчестера, пусть попробует!»
Я ждал, что будет.
Они подходили все ближе и ближе. Вот волки уже на самом краю леса. Нас разделяет расстояние не больше пятидесяти ярдов. И вдруг раздается глухое рычание. Еще и еще раз.
А потом все затихает.
Волки, наверное, увидели меня и ушли. Подождав еще немного, я продолжал свой путь.
Три дня спустя мне пришлось проходить по этим же местам. Судя по следам, здесь было тогда три волка.
На следующий день я прошел двадцать пять миль, все так же неудачно, как и раньше. На семнадцатый день я отправился в новом направлении, к болотистым местам, поросшим елями и лиственницами. По дороге я подстрелил зайца и трех куропаток. Когда я забрел далеко по болоту, я заметил следы четырех лосей. Но было уже темно, и я вернулся домой.
Что за чарующая сила скрыта в снежных следах! Сколько чудесных рассказов можно прочесть по этим говорящим отпечаткам! Есть что-то волшебное в мысли, что там, на другом конце этой вереницы точек, находится зверь, который оставил их здесь, и что завладеть им — это вопрос только времени. Запись каждого движения так безупречна, что невольно останавливаешься в изумлении.
Время шло, а олень еще не был убит. Я боялся, что пройдет охотничий сезон, прежде чем я исполню свою клятву. Поэтому я решил больше не возвращаться домой ежедневно на ночевку и таким образом сэкономить время.
Итак, уложив в сани провизию на три дня, я выехал на охоту вместе с Гордоном Райтом. По дороге мы заехали за Джимом Дуфом. Он подбросил в наши сани своих продуктов на три дня и сам подсел к нам.
Часа через два мы остановились в лесу у подножия песчаного холма. Этот холм весь зарос ельником и показался нам хорошим местом для лагеря. Мы принялись за работу. Вырубили лес на вершине холма и загородились щитками из срубленных веток от ветра. Вскоре Гордон покинул нас.
Мы с Джимом пообедали и отправились на место, где я видел следы лосей два дня назад. После долгих скитаний мы наконец пришли к тополевым зарослям, где были свежие следы.
Следы кружились, переплетались, шли то в одну, то в другую сторону. Разобраться в них оказалось невозможным. Промучившись часа три, мы наконец решили, что вряд ли лоси останутся на месте, которое мы исходили вдоль и поперек. Наш новый план был такой: обойти вокруг зарослей и найти следы, которые уводили отсюда, то есть те, которые лоси оставили за собой, покидая заросли.
Предстояло путешествие в две мили. До наступления сумерек нам не удалось закончить свой обход, мы обошли заросли с трех сторон, но следов не нашли.
Итак, мы отложили свои поиски до следующего дня и вернулись обратно в лагерь.
Спал я на полу. Около полуночи проснулся в бодром состоянии. Дуф не привык к условиям походной жизни. Он все сидел у костра и с нетерпением ждал наступления утра. А когда я проснулся, мы решили, что скоро будет светать, и принялись стряпать завтрак.
