Вновь легла в постель и выключила ночник. Если бы заснуть теперь хотя бы на часок-другой! В мозгу ее снова всплыло белое как мел лицо Качулейна, и она так и не смогла окончательно успокоиться.
На концерт Татьяна надела черное бархатное платье с жакетом. Жемчужные бусы и серьги были своего рода талисманом: их она получила в подарок от Масловских перед заключи ильным туром конкурса Чайковского, на котором потом одержала блистательную победу.
В комнату вошла Рубенова и встала позади Татьяны, сидевшей перед зеркалом.
— Ты готова? Уже пора. — Она положила руку на плечо Тани. — Ты сегодня обворожительна.
— Спасибо на добром слове. Сумку я собрала.
Рубенова подняла ее.
— А полотенце положила? Вечно ты его забываешь.
И не успела Татьяна сделать движение, как сумка оказалась раскрытой. Глаза Рубеновой расширились, она помедлила и взглянула на Татьяну.
— Пожалуйста, Наташа… — тихо произнесла Таня. — Если я что-нибудь для тебя значу…
Ее немолодая уже секретарша тяжело вздохнула, пошла в ванную и принесла оттуда полотенце, свернула и сунула в сумку. Затем застегнула «молнию».
— Ну вот теперь все на месте, — сказала она.
— Дождь все идет?
— Да.
— Тогда бархатную накидку я оставлю здесь, а с собой возьму пальто.
Рубенова сняла пальто с вешалки и набросила Тане на плечи. Та почувствовала легкое пожатие руки.
— Нам пора.
Оба в смокингах, так как после концерта предстоял прием, Туркин и Шепилов ждали в соседней комнате.
— Вы великолепно выглядите, Татьяна Ивановна, — заметил Туркин. — Ваш концерт — еще одна победа нашей страны.
— Оставьте при себе ваши комплименты; капитан, — отрезала она, — если хотите быть полезным, возьмите сумку.
Концертный зал консерватории был заполнен до отказа. Когда Татьяна вышла на сцену, оркестр поднялся, чтобы приветствовать ее. Разразились аплодисменты, публика встала, следуя примеру президента Миттерана.
Таня заняла место у рояля, и шум мгновенно стих. Когда дирижер поднял палочку, в зале царила абсолютная тишина. Он опустил ее, оркестр взял первые такты, и пальцы Татьяны Ворониной заскользили по клавишам.
Радость и экстаз переполняли ее. Изнутри будто что-то вырвалось на волю — никогда еще она не играла со столь динамичной энергией. Оркестр играл, пытаясь не отстать от Тани, так что в конце, когда великолепный концерт Рахманинова достигал своего драматического финала, они слились в единое целое. И это совершенно особенное впечатление мало кто забыл из присутствовавших в тот вечер в консерватории.
Зал взорвался аплодисментами, каких она еще никогда в жизни не слышала, а к ногам посыпались букеты цветов.
Таня зашла за кулисы, где ей в объятия бросилась Наташа с мокрым от слез лицом.
— Ты сегодня была неповторима, Танечка. Это лучшее из всего, что я когда-либо слышала.
Таня крепко обняла ее.
— Я знаю. Это моя ночь, Наташа. Ночь, когда я могу сразиться со всем миром и победить.
И она снова вернулась на сцену, потому что овации не смолкали.
Франсуа Миттеран, президент Французской Республики, взял Танину руку и поцеловал.
— Я в восторге, мадемуазель. Это было бесподобно.
— Рада вашему признанию, господин президент, — ответила она по-французски.
Разносили шампанское, толпа окружила ее, а блицы фотокорреспондентов ослепили, когда президент представлял ей министра культуры и других.
Тем не менее Татьяна заметила Шепилова и Туркина, разговаривавших у двери с импозантным Беловым, явившимся на прием в бархатном смокинге и батистовой рубашке с кружевами. Он поднял свой бокал и подошел к ней. Татьяна бросила взгляд на часы. Было чуть больше десяти. Если ты хочешь исчезнуть, то нечего больше тянуть, мелькнуло у нее в голове.
Белов приложился губами к правой руке Татьяны.
— Вы играли просто фантастически. Подозреваю, что у вас бывают приступы гнева.
— Смотря как к этому относиться. — Она взяла с подноса еще один бокал шампанского. — Весь дипкорпус здесь. Вы можете быть довольны. Настоящий триумф.
— Несомненно. Но должен сказать, что мы, русские, в отличие от некоторых других народов, всегда по-особому чувствовали музыку.
Она оглянулась.
— А где Наташа?
— Беседует с прессой. Позвать?
— Спасибо, не надо. Хочу пойти привести себя в порядок. Придется обойтись без нее.
— Да, да, конечно, — и Белов кивнул подошедшему Туркину.
— Проводите Татьяну Ивановну в артистическую уборную. Подождите, пока она выйдет, и вместе вернитесь обратно. — Он улыбнулся Татьяне. — Мы не хотели бы, чтобы в толпе с вами что-нибудь произошло.
Люди расступались перед ней, улыбались и поднимали бокалы.
По узкому коридору они дошли до уборной.
— Может, мне будет позволено самой заняться своим туалетом?
Туркин усмехнулся.
— Ну, если вы настаиваете, Татьяна Ивановна.
Когда Татьяна удалилась, он достал сигарету и закурил. Не запирая дверь, она ловко скинула туфли и жакет, затем расстегнула «молнию» шикарного платья, которое тут же упало на пол. Вынула из сумки комбинезон, быстро переоделась. Потом натянула сапожки, взяла сумку и пальто, вошла в туалетную комнату и защелкнула замок.
Окно, выходящее во двор консерватории, она осмотрела еще раньше. Оно было достаточно велико, чтобы пролезть в него. Татьяна встала на унитаз и высунулась наружу. Дождь хлестал как из ведра. Она соскочила вниз, надела пальто и побежала к воротам. Еще через минуту она уже ловила такси на Рю де Мадрид.
Глава 8
Девлин смотрел по телевизору какой-то фильм для полуночников, когда зазвонил телефон. Слышимость была настолько хорошей, что он подумал, будто кто-то говорит из деревни.
— Профессор Девлин?
— Да, слушаю.
— Это Таня — Татьяна Воронина.
— Где вы? — возбужденно спросил Девлин.
— В Париже, на вокзале Гар дю Норд. У меня совсем мало времени. Еду ночным поездом в Рен.
— В Рен? — удивился Девлин. — Господи, зачем?
— Пересяду на поезд на Сан-Мало. К завтраку буду там. Оттуда идет корабль на подводных крыльях на Джерси, а это практически Англия и, значит, безопасность. Для бегства у меня было всего лишь несколько минут, и я решила, что все остальные пути, предложенные вашими людьми, могут оказаться блокированными.
