модели, делать ее то больше, то меньше оригинала…
— А как же цвет?
— Это очень просто. В первоначальном виде смола бесцветна. Фотокалориметр, в соответствии с информацией о цвете, вводит в нее нужное количество того или иного красителя…
— Так, значит, здесь-то и родилась Пурпурная мумия? — спросил я.
Андров кивнул головой.
— Кстати, я все же не понимаю, почему она пурпурная. Если все так, как вы говорите, она должна быть, так сказать, телесного цвета…
— Об этом на конференции было много споров. Мне кажется правдоподобным объяснение одного физика. Вы знаете, что такое эффект Допплера?
— Это когда длина волны света увеличивается, если источник излучения удаляется от наблюдателя.
— Вот именно. Например, вы можете удаляться с такой колоссальной скоростью, что для неподвижного наблюдателя цвет вашего тела будет казаться красным. Я думаю, что цвет мумии свидетельствует о том, что Антиземля удаляется от нас с колоссальной скоростью…
В это время из-за стеклянной перегородки послышался голос девушки:
— Товарищ Андров, вас к телефону!
Андров покинул меня, а я остался смотреть, как иглы с вытекающей из них пластической массой «рисовали» объемную модель предмета, находящегося на расстоянии десятка тысяч километров. Я старался представить себе волнение ученых, когда эти же иглы рисовали объемное изображение человеческого тела, находящегося на расстоянии, представить которое неспособно сознание.
Андров буквально бросился на меня и сильно дернул за плечо.
— Едемте!
— Куда? — удивился я.
— Обратно и немедленно! В анатомический театр…
Ничего не соображая, я помчался за ним. Мы взлетели вверх на линию гироплана и только здесь остановились.
— Что случилось? — спросил я.
— Когда вы разговаривали со своей женой последний раз?
— То есть…
— Когда вы разговаривали последний раз со своей женой? — повторил он снова вопрос, не сводя с меня своих глубоких черных глаз.
Подлетел гироплан. Андров втащил меня внутрь, затем открыл иллюминатор. Из него подула сильная струя воздуха.
— Берите радиотелефон и немедленно связывайтесь с вашей женой.
Я извлек аппарат из кармана.
— Покажите. Ага, он с ферритовой антенной. Плохо… Впрочем, попробуйте высунуть его слегка в иллюминатор и говорите. Корпус гироплана металлический и охраняет ваш прибор от радиоизлучения.
Прильнув всем телом к иллюминатору, я набрал номер Ленинска. Сердце учащенно билось. В чем дело?
— Ну?
— Не отвечает…
— Попробуйте высунуть аппарат наружу еще больше. Я снова набрал номер.
— Не отвечает… — сказал я хрипло.
— Давайте я буду держать его на вытянутой руке, а вы слушайте.
Андров взял у меня радиотелефон и высунул в иллюминатор руку по локоть. Но в это время на спуске канатной дороги скорость гироплана резко увеличилась, что-то сильно дернуло, и телефон вырвался у меня из рук.
— Ах, черт! Все погибло!
Мой аппарат сдуло мощным потоком воздуха. От удара о край иллюминатора рука Андрова начала кровоточить чуть-чуть ниже локтя.
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. В его глазах я прочитал ужас.
— Что с ней случилось, с моей женой? — наконец прошептал я.
— Не знаю… Сейчас узнаем… Вспомните с точностью до одного дня, сколько лет вашей жене или сколько времени прошло со дня смерти Филлио.
В голове творилось черт знает что, и простая арифметика у меня путалась. Кроме того, я не понимал смысла его требований. Наконец я сказал:
— Моей жене двадцать три года, четыре месяца и шесть дней… Филлио умер три месяца и три дня назад…
— Вы учли високосные годы?
— Нет.
— Хорошо. Давайте это сделаю я. Назовите день, месяц и год рождения… Впрочем, лучше назовите дату смерти Филлио.
Гироплан мягко остановился. Андров за руку поволок меня к выходу, что-то бормоча про себя.
До самой секционной в анатомическом театре мы молчали. Я забыл число и день, в который родилась Майя. Я не помнил, когда умер Филлио.
В коридоре нас встретил какой-то врач, который радостно улыбался. В руках он сжимал большой ком пурпурно-оранжевой пластической массы. Андров приложил указательный палец к губам, но тот не обратил на это никакого внимания.
— Я вас почти поздравляю, почти поздравляю! — воскликнул доктор. — Сейчас нам нужно только установить, от чего умерла наша земная жительница! В отношении Пурпурной мумии все ясно. Смотрите! — Он протянул Андрову комок пластмассы. — Лимфосаркома! Изумительная пластмассовая модель опухоли!
Я попятился назад, охваченный ужасом.
— Что вы говорите?! — воскликнул Андров.
— Ничего особенного. Я удивляюсь, что там, на вашей Антиземле, не могут лечить такую ерунду. Они научились по радио передавать трупы своих жителей, а до лечения опухолей они не додумались! Безобразие.
Доктор скривил пренебрежительную гримасу и повернулся к секционной. Он шел медленно, с достоинством, а я еле передвигал ноги, усиленно думая, что с Майей. Расстояние до Ленинска в пять тысяч километров стало превращаться в космическое. Сердце сжималось…
— В каком возрасте она умерла? Я имею в виду мумию, — спросил Андров.
— Это вам сейчас скажет Кугель. Кстати, я не понимаю, неужели и у нас не смогли вылечить эту женщину? Впрочем, часто новообразования не дают о себе знать до самого последнего момента. Легкое недомогание, и все. Знаете нашу молодежь? Подумаешь, недомогание. Плевать нам на медицину. Вот вам и результат…
Доктор говорил громким и резким голосом, как скверный радиорепродуктор.
Мы вошли в секционную. У мраморного стола сидел пожилой мужчина без халата и делал в тетради какие-то вычисления.
— Кугель, сколько, по-вашему, прожила больная? — спросил наш провожатый. Он указал пальцем на растерзанное чучело из пластмассы.
— Восемь тысяч пятьсот двадцать три с половиной дня. За половину я не ручаюсь, — ответил Кугель, продолжая вычисления.
— Доктор, — обратился к нему Андров, — вот ее муж…
Андров легонько толкнул меня к доктору.
— Муж? Вот этого? — показал он на пурпурные лохмотья из пластмассы. — Замечательно! Он нам и скажет точно день, когда умерла его жена. Вы помните?
В это время я вспомнил совсем другое. Я вспомнил слова французского радиоинженера Сюжи о том, что объемная развертка организма возможна лишь после его смерти. Я вспомнил, что интервал между
