вечно вторым и отлично знал, что ему вряд ли удастся уравнять шансы. Он мог возглавлять других мужчин, других воинов, но никогда не мог бы командовать женщиной. Его мнением могли поинтересоваться и даже порой принять его в расчет, но ему никогда не будет принадлежать решающий голос. Он мог быть солдатом — орудием, инструментом, — но никогда — лидером. Ни в Мензоберранзане, среди дочерей Ллос, ни в этом палимом солнцем лесу, среди танцующих жриц.
Три причины, чтобы быть существом второго сорта здесь, размышлял Рилд, в то время как дома — только одна, третья. Три причины, чтобы вернуться в Мензоберранзан.
И одна причина, чтобы остаться. В долгие часы одиночества Рилд частенько думал о том, чтобы вернуться в Подземье. Фарон и остальные, должно быть, пошли дальше, продолжив свой путь. Возможно, все они уже забыли про Мастера Мили-Магтира, вместе с ними покинувшего Город Пауков. Рилд не питал иллюзий насчет своей ценности в глазах тех, кто подобен Квентл Бэнр, а Фарон по крайней мере однажды доказал, что жизнь Рилда куда менее важна, чем удобство мага, не говоря уже о благополучии самого Мастера Магика.
Однако Фарон был предсказуем. Рилд знал мага, знал, чего ожидать, даже если это означало ожидать предательства. Фарон был темным эльфом, и не просто был им, но склонен был наслаждаться всем тем, что составляет сущность дроу. Квентл Бэнр такая же, именно поэтому они так раздражают друг друга. Эти двое и остальные — даже немногословный Вейлас Хьюн — тоже как пауки: предсказуемые и живучие. Рилд и себя считал точно таким же, и ему ужасно хотелось оказаться в компании себе подобных.
Пока он не вспоминал о Халисстре. За годы жизни в Мензоберранзане он наслаждался обществом немалого числа женщин, но, как и любой мужчина в Городе Пауков, отлично знал, что нельзя позволять привязанности заходить слишком далеко. Время от времени ему сообщали, что он является игрушкой, орудием, объектом флирта, исполнителем, но никогда не слышал этих странных слов, слов наземных эльфов: возлюбленный, спутник, друг, муж. До Халисстры все эти слова не имели для него смысла.
Рилд пытался снова и снова, но так и не мог понять, чем так приворожила его Первая Дочь Дома Меларн. Он даже прибегал к уникальным способностям Дровокола, пытаясь рассеять магию, которую она, возможно, наложила, чтобы привязать его к себе, — но магии не было. Она не произносила заклинаний, не пела баллад баэ'кве-шел, не давала ему никакого зелья, чтобы так околдовать его. Она, размышлял Рилд, даже не делала и не говорила ничего, что особо отличалось бы от слышанного им прежде, разве что в прошлом дюжина — а может, больше — женщин-дроу, обладавших им, произносили те же слова с насмешкой или даже с холодной, горькой иронией.
Халисстра просто улыбалась ему, смотрела ему в глаза, прикасалась к нему, целовала его, глядела на него со страхом, желанием, печалью, болью, гневом, отчаянием... глядела на него с искренностью. Рилд прежде никогда не видел ничего подобного, ни на черном лице темного эльфа, ни в прохладном сумраке Подземья. Он всегда ощущал, когда она рядом, словно от нее исходили какие-то волны, на которые были настроены его чувства. Она была просто Халисстра, и ошеломленный Мастер Мили-Маг-тира понял, что этого вполне достаточно. Одного ее присутствия хватило, чтобы оторвать его от жизни, которая была и должна была оставаться и дальше удавшейся настолько, насколько вообще мог рассчитывать мужчина- дроу.
И вот он здесь и снова вынужден терпеть то же отношение, он по-прежнему мужчина, на чью крепкую руку случае нужды можно рассчитывать, но которого за один стол с собой не сажают.
И тут в голову Рилду пришла четвертая причина по которой он был один и в этот день, и во многие предыдущие, и воин позволил оглушительной мысли вспыхнуть в его сознании, но лишь на краткий миг.
«Они хотят убить ее, — подумал он, и холодок побежал у него по спине, а точильный камень, столь неспешно, тщательно и ритмично скользивший по острию клинка, вдруг замер. — Они хотят убить Ллос».
Рилд закрыл глаза и глубоко вздохнул, чтобы утихомирить внезапно зачастившее сердце.
Так вот почему Халисстру отправили на поиски Лунного Клинка. Вот почему жрицы Эйлистри мирились с явно неприятным для них присутствием Мастера Ми-ли-Маггира — по требованию Халисстры. Вот почему Халисстра осталась здесь и держится с уверенностью и спокойствием, которых он раньше у нее не видел... да, ни разу со времен бегства из разватин Чед Насада. Вот почему Халисстра больше не дрожит от страха. Вот ради чего она просыпается утром и живет днем.
Во имя Эйлистри Халисстра Меларн намеревается убить Королеву Паутины Демонов, пока та спит. Рилд снова принялся точить меч и улыбнулся. «Может быть, — подумал он, — Халисстра тоже больше похожа на паука, чем хочет это признать».
* * *
Вейлас держал в левой руке кристалл и внимательно разглядывал зал. Он стоял в густой тени там, где туннель — очень старый ход, проделанный раскаленной лавой, — открывался в пирамидальную пещеру. Древний монастырь был хорошо виден даже невооруженным глазом. У северной стены похожей на собор пещеры, справа от Вейласа, находился каменный полукруг радиусом около семидесяти пяти футов. Полукружие стены вздымаюсь на высоту двух сотен футов и там закруглялось, образуя купол, вершина которого возвышалась еще на тридцать-сорок футов над сооружением. Высоко в стенах виднелись два громадных узких окна, в высоту не больше роста Вейласа, но длиной под восемьдесят футов. Вору пришлось бы с риском для жизни карабкаться по кирпичной стене около сотни футов, прежде чем он смог бы проскользнуть внутрь. Между двумя высокими окнами и на несколько футов ниже их проглядывались темные отверстия поменьше, но все же достаточно большие, чтобы Вейлас смог войти в них, не пригнувшись.
Под этими круглыми отверстиями прямоугольный понижающийся проход вел внутрь, в черную как смоль темноту внутри развалин.
Окна, два круглых отверстия по бокам прямоугольного проема, придавали разрушенному монастырю сходство, очевидно умышленное, с нахмурившимся лицом.
На верхней «губе» рта сформировались сталактиты, они торчали, словно неровные зубы, а капающая с потолка вода за века образовала на куполе отложения, так что на макушке огромной головы виднелось белое пятно, похожее на лихо заломленную шляпу. Вейлас не хотел даже представлять, какие мрачные ритуалы могли совершаться перед этим исполинским лицом. Столетия, прошедшие с той поры, как древние обитатели покинули храм, не пощадили сооружение, но Вейлас знал, что упрятанных внутри его врат не коснулись губительные последствия воздействия воды, плесени и землетрясений. Вейлас дважды, хотя и много лет назад, залезал в этот осыпающийся унылый рот и проходил между двух изрезанных рунами колонн, чтобы оказаться в двух сотнях миль от этих мест, на северо-западном берегу озера Талмиир, откуда рукой подать было до Шиндилрина.
Проводник знал, что этим порталом пользовался не он один.
Кристалл обычно был приколот к его рубахе — магическому одеянию, которому во многом Вейлас был обязан своей ловкостью и молниеносной реакцией, — вместе с множеством других магических безделушек, собранных им за долгую жизнь на просторах Подземья. С помощью этого кристалла проводник мог видеть то, чего не видели другие, — многое из ставшего невидимым благодаря магии, не важно, врожденной или сотворенной.
Вейлас медленно и тщательно обследовал основание огромного лица, потом пространство слева от него, вдоль неподвижного озерца черной воды, разделившего круглую пещеру надвое. Напротив него в наклонной стене виднелась невысокая пещерка и другая, поменьше, — еще один прожженный лавой ход, похожий по размерам на тот, по которому пришел Вейлас, — выше и правее. Проводник принялся разглядывать крышу разрушенного монастыря и тут услышал, как позади в туннеле топочет Данифай.
Вейлас не стал отрываться от неспешного, методичного обследования сооружения. Он знал, что Данифай пройдет мимо, едва не задев его плечом, но нипочем не заметит его. Он велел ей ждать, и если она пренебрегла его предупреждением, это ее дело.
«Пусть топает дальше, — подумал он. — Пусть...» Вейлас застыл, увидев в кристалле то, что могло быть лишь кончиком когтя, ухватившегося за крышу монастыря. Затаив дыхание, проводник Бреган Д'эрт на полдюйма отклонил голову и повел кристаллом, который по-прежнему держал возле левого глаза, вдоль куполообразной крыши древнего лица.
Существо, отдыхающее наверху развалин, было не слишком большим, во всяком случае для дракона.