фонтан крови. Заклинание подействовало, и многоножка исчезла, но кровь все равно лилась зловещим дождем на лежащие далеко внизу камни Базаара.
Громф потрогал ногу и нащупал что-то твердое и зазубренное. Он порезал палец об острый обломок своей собственной кости. Его нога исчезла. Многоножка откусила ее. Громф в ярости стиснул кулаки и глянул вниз. Он увидел свою ногу, валяющуюся в луже крови.
Внимание Громфа привлекли вспышки света сбоку. Нимор что-то бросил, и Громф инстинктивно заслонил лицо, опасаясь заклинания. Вращаясь на лету, на лежащую далеко внизу землю падала рукоять магической шпаги крылатого ассасина. Вспышка света — вот все, что осталось от леденящего клинка. Заклинание Громфа уничтожило не только многоножку.
Нимор, мягко говоря, был этому не рад.
Пока ассасин изрыгал проклятия, Громф напряг и расслабил мышцы и понял, что окостенение прошло. Он испытывал боль, но не такую, какой ожидал. Кольцо уже начало бороться с его ужасными ранами. Громф знал, что останется жив, но с ногой надо было что-то делать.
Нимор пронесся над ним и растворился во тьме Громф нигде не видел личдроу. Медленно падая, Архимаг приближался к луже своей собственной крови. Когда вес начал возвращаться к нему, он вынужден был вновь активировать силу левитации, скрытую в посохе, чтобы не шлепнуться прямо в остывающую кровавую лужу. Громф даже не пытался устоять на одной ноге. Вместо этого он завис в дюйме от пола, нагнулся и поднял свою ногу.
Занятное это было ощущение — держать собственную откушенную ногу в руке, но Архимаг отмел эти мысли прочь. Ассасин и лич явно перегруппируются после того, как могущественное заклинание Громфа рассеяло всю магию вокруг него — всю, кроме его собственной, — но они вернутся.
Громф вновь потрогал обломок кости и порадовался, что вокруг него еще не начала нарастать кожа. Он перевернул оторванную ногу и...
Волна холодного воздуха накрыла его, закрутила, сбила с ног, швырнула на камни Базаара и поволокла дальше. Громф ударился головой обо что-то, с треском сломавшееся и разлетевшееся вокруг.
Он потряс головой, и из его белых волос посыпались кусочки грибных ножек и осколки стекла. Его полузасыпало остатками разбитого ларька, но единственное, о чем в состоянии был думать Громф, — какое счастье, что он не выпустил из рук ногу. Тело его было покрыто тонким слоем инея, который уже начал таять в прохладном сыром воздухе Базаара.
«Лич, — сообщил Нозрор. — Дизъюнкция его не затронула».
«Вижу», — ответил Архимаг с глубочайшим разочарованием.
Громф огляделся. Дирр творил заклинание, а Нимор стремительно несся к Архимагу. Громф поспешно создал еще одну защитную сферу, с тревогой подумав, что сила посоха истощается слишком быстро. Он не сможет защищать его и удерживать в воздухе до бесконечности.
Лич окончил заклинание, и Громф улыбнулся, когда с пальцев Дирра сорвалась ослепительная желтая молния, описала в воздухе дугу и рассыпала сноп искр, ударившись о защитную сферу Архимага. Хотя его защита уничтожила молнию и у него даже волосы не встали дыбом, Бэнр сотворил еще одно охранительное заклинание. Вокруг него вспыхнуло почти невидимое пламя.
«Понятно, — заметил Прат. — С гуэкувой это сработало, но...»
Нимор был уже над ним, и Громф сжался в комок, ожидая удара ассасина. Руки у полудракона казались больше, чем когда он был в обличье дроу, и каждый палец оканчивался крепким острым черным когтем. Нимор нацелился этими когтями в плечо Архимагу, но они, не причинив вреда, скользнули по сверкающей поверхности защитной сферы. От плеча Громфа прямо в лицо ассасину взметнулись языки ярко-оранжевого пламени. Нимор взревел от боли и забил крыльями с такой силой, что вокруг Архимага со звоном закружились осколки стекла. Всякий раз, как острый осколок должен был впиться в его тело, вспыхивали языки пламени. Этот магический огонь ни за что не обжег бы Громфа, но на несколько неприятных мгновений Архимаг оказался в эпицентре огненного вихря.
Нимор исчез среди теней под сводом пещеры.
Шквал стекла и огня утих, и Громф выбрался из-под обломков ларька. Отряхнув культю, все еще сочившуюся кровью, хотя боль благодаря кольцу из жгучей превратилась в тупую, ноющую, Громф мельком удостоверился, что ступня повернута в нужную сторону, и приложил ногу на прежнее место.
Он крепко прижал ее и закрыл глаза. Тупая ноющая боль сменилась такой резью, что его затрясло и он задышал часто и тяжело. Он ощущал, как срастаются кости, края рассеченных сосудов, обрубки нервов, и все это сопровождалось ураганом боли, зуда, наслаждения и снова боли, потом начала срастаться кожа, и Громф задохнулся и задрожал.
«Лич», — предупредил Нозрор.
Только тогда Громф осознал, что Дирр творит очередное заклинание. Громфу пришло на ум могущественное заклятие, способное защитить его там, где сфера из посоха окажется бессильной. Не мешкая и не раздумывая Архимаг призвал нужное количество энергии, и антимагическое поле было готово как раз вовремя, чтобы рассеять лавину испепеляющего жара и ослепительного пламени.
Заодно оно подавило исцеляющую силу кольца.
Никакая магия не действовала больше рядом с Гром-фом Бэнром, а нога его была залечена лишь наполовину. Он содрогнулся, стиснул зубы и зажмурился, когда мучительная боль от изуродованной ноги растеклась по всему телу, заставив его скорчиться в агонии.
— Отличная работа, мой юный друг, но это поле рано или поздно исчезнет! — прокричал ему сверху лич.— А тем временем ты будешь истекать кровью, а я — ждать.
Громфу было не до угроз лича. Ему было слишком больно, чтобы думать.
ГЛАВА 20
Пайет сжал топорище, надеясь, что мокрая от пота ладонь сумеет удержать его, когда начнется зава руха — а она начнется скоро. Он мельком взглянул на своего друга Уло и понял, что он тоже так думает. Пайет даже заметил, как пальцы Уло скользят по рукоятям двух больших ножей, и догадался, что у Уло тоже вспотели ладони.
Они прибыли в Затопленный лес, чтобы заготовить бревна, заработать немного серебряных монет и разбежаться по своим делам. За то время, что они здесь, на их глазах умерло с десяток их товарищей. Некоторые погибли в результате несчастных случаев, чего всегда можно ожидать при валке леса, но большинство стали жертвами обитателей этих мест. В болоте водилось несметное количество всякой нечисти, от живых стеблей, увлекающих людей в водную могилу, до ящеров, которые словно назло утаскивали отбившихся лесорубов прямо с окраин вырубки. И все же круг из факелов и боги знают что еще — может, даже какой-нибудь болотный этикет — не давали по-настоящему опасным существам приближаться к их лагерю. И импровизированная таверна, где мужчины проводили практически все свое свободное время, которого было не так уж много, казалась сравнительно безопасным местом.
И вот теперь в окно ввалились темный эльф и какое-то здоровенное существо, похожее на демона, и все изменилось.
Пайет и Уло оказались прямо напротив темного эльфа. Им обоим он представлялся просто-таки смертельно опасным, хотя похожая на демона тварь, возможно могла натворить более страшных дел. У Пайета тряслись колени. И руки тоже, и челюсти свело от страха.
На другом конце общей комнаты четверо остальных лесорубов, Ансен, Кински, Линт и Аркам, очутились лицом к лицу с огромным демоном. Все они были вооружены - в Затопленный лес никто в здравом уме без оружия не суется, — но их оружие выглядело таким жалким против огромного существа. Ансен схватил из держателя на стене факел, у Кински в руках был топор, Линт надеялся удержать монстра на расстоянии острогой, которой бил рыбу в болотной воде, а Аркам размахивал перед собой топорищем. Вид у всех был перепуганный до смерти.
У темного эльфа имелся при себе огромный меч — Пайет никогда не видел такого огромного, — но он держал его неуверенно в опущенной правой руке, царапая острием дощатый пол. Дроу был мокрый, у него
