– Не говори ничего. – Она поспешно прижалась к нему, не давая отстраниться.
– Я всегда так хотел… поцеловать и… прижать тебя к себе, чтобы держать так долго-долго… И вот сейчас… Почему именно сейчас, Эбби? – внезапно принялся допытываться он.
– Понимаешь, Доби, иногда человек так долго находится рядом с тобой, что ты привыкаешь к нему и перестаешь его замечать. – Эбби тщательно подбирала каждое слово. – И ведь главное, знаешь, что человек этот хороший, добрый, просто замечательный, но воспринимаешь его как нечто само собой разумеющееся. И не ценишь его. Наверное, и тебя я не замечала слишком долго.
– В самом деле?
– Да, – твердо кивнула она. – После развода я была уверена, что не доверюсь больше ни одному мужчине. Но те последние несколько месяцев, что я живу здесь, видя тебя каждый день, многое во мне изменили. Мне кажется, что у меня заново открылись глаза.
– А я-то думал, что мне не на что надеяться.
– И заблуждался. – Она положила голову ему на плечо. Ей было очень тяжело лгать ему в глаза. – Очень заблуждался, Доби.
– Все это время я…
– Знаю. – Эбби подставила ему свои губы и крепко зажмурилась, когда он снова поцеловал ее.
В этот момент она чувствовала себя последней обманщицей, однако твердо напомнила себе, что никакого обмана в данном случае нет и в помине. Доби получал то, чего хотел больше всего в жизни. Получал ее. Может быть, она и не вполне соответствовала тому идеалу, который он в ней видел. Но тут уж ничего не поделаешь. Такова жизнь.
Поцелуй следовал за поцелуем, его ласки становились все смелее. Эбби не составило особого труда повалить его рядом с собой на охапку соломы у яслей. Раньше она и представить себе не могла, насколько легко соблазнить мужчину. И насколько гнусным бывает чувство, наступающее после того, как это удается. У нее было такое ощущение, будто ее всю выпотрошили.
Чувствуя, как слезы жгут ей веки, Эбби отвернулась от него и, выпрямившись, потянула вверх блузку. Она слышала, как он раздевается за ее спиной. Слышала шорох соломы, стук снимаемых сапог, жужжание брючной «молнии». Расстегивая кофточку, Эбби намеренно как можно дольше возилась с каждой пуговицей, чтобы отсрочить тот момент, когда ей придется наконец повернуться к нему лицом, изображая всем видом фальшивый восторг.
– Эбби… – Он, снова зашуршав соломой, встал рядом с ней на колени. – Ты… ты не жалеешь?
И он еще спрашивает. Вот уж чего она от него никак не ожидала! Ей захотелось истерически заорать на него, спросить, как можно быть таким робким идиотом.
– Нет, конечно, нет, – спокойно ответила Эбби.
И это было сущей правдой. Потому что она была готова на все, лишь бы на ее пальце засияло проклятое обручальное кольцо. Она не могла допустить, чтобы ее подвергали порицанию и оскорблениям за прижитого на стороне ребенка. Ее ребенок будет законным! И так уже достаточно пересудов в округе о ее семействе. Хватит! О ней никто судачить не будет. К тому времени, когда у нее родится ребенок, она будет мужней женой.
Собравшись с духом, она решительно повернулась к Доби.
– Может, ты жалеешь?
– Нет! – Его улыбка, все его существо выражали в этот момент искреннее обожание. – О чем тут жалеть? Ведь я люблю тебя, Эбби.
– Ты даже представить себе не можешь, как я мечтала услышать это от тебя, – порывисто проговорила она.
В течение следующих нескольких дней Эбби удалось трижды уединиться вместе с Доби. И в конце концов, за день до сочельника, она объявила ему, что выйти за него замуж было бы для нее таким рождественским подарком, лучше которого не придумаешь. В тот же день они были объявлены мировым судьей мужем и женой. Свою первую брачную ночь молодые провели в мотеле в Галвестоне.
Рождественское утро выдалось серым и дождливым. Они возвращались домой. «Дворники» размазывали влагу по ветровому стеклу. Отныне по закону Эбби следовало называть миссис Доби Хикс, подтверждением чего служило золотое кольцо на ее безымянном пальце. Впрочем, тот, кто внимательно присмотрелся бы к этому кольцу, без особого труда определил бы, что колечко-то всего лишь позолоченное. Такое же, как и ее новое замужество.
29
Облака были такими низкими, что из окон роскошного пентхауса Лейна и Рейчел в Хьюстоне не было видно ни зги. Густой туман полностью скрывал от глаз город, расстилавшийся внизу. Бесцельно поглазев на серую пелену еще несколько минут, Маккрей оторвался от окна и принялся нервно мерить гостиную шагами. Прошло уже больше двадцати минут с тех пор, как слуга подозвал Лейна к телефону. Маккрей посмотрел на часы, удивляясь про себя, сколько же можно болтать. Почувствовав прилив раздражения и нетерпения, он попытался успокоиться, решив, что виной его дурного настроения служит ненастная погода, туманным одеялом укрывшая все побережье Мексиканского залива. Эти проклятые дожди превратили его буровую в непроходимую топь.
В замочной скважине заскрежетал ключ. Маккрей быстро обернулся. Дверь открылась, и в квартиру вошла Рейчел. Ее темно-синий плащ блестел от капелек дождя, которыми, как бриллиантами, была сплошь усеяна непромокаемая ткань. Рейчел сразу же завозилась с широким поясом, который плотно стягивал плащ в талии. Подняв через несколько секунд глаза, она заметила гостя, стоявшего поодаль.
– Маккрей! Вот так сюрприз! Лейн не сказал мне, что ты придешь.
– Наверное, забыл.
Появившийся словно из-под земли слуга забрал у Рейчел плащ и мокрый зонтик.
– Ты получил посылку, которую мы отправили тебе на Рождество? – Она отдала свои вещи автоматически, едва кивнув безмолвному слуге.
