Хелена поставила передо мной стакан чаю, который мне не хотелось пить. Она улыбнулась. Губы у нее были слегка подкрашены. Чуть-чуть тронуты помадой.
– Почему тебе сегодня не по себе? – спросил я.
Она села напротив меня.
– Так, вообще. А может, выпьешь вина?
– Нет, спасибо. Почему все-таки не по себе?
– Откуда я знаю? Жизнь проходит, и что? Не очень много радости я вижу.
– Что ты говоришь? Ты красивая, молодая…
– Баю-баюшки-баю, будешь, деточка, в раю… Не такая уж я молодая и не такая красивая. Если ты в утешение мне собираешься говорить плоские комплименты, то лучше помолчи. Что ты думаешь? Мне уже тридцать два года. Тридцать два года прожито. В октябре исполнится тридцать три. Я не делаю из этого тайну. Это не в моем характере. Все равно ничего не выгадаешь.
– Ты считаешь, это много?
– Все относительно. По сравнению с моей бабушкой – немного. А по сравнению со всеми вами?
– Тебе, Хелена, еще рано иметь подобные комплексы.
– Рано? А по-моему, в самый раз. Впрочем, у меня есть и другие комплексы. Могу продемонстрировать, если хочешь!
– Ну?
– Например, каждые из вас что-то значит, а я – никто.
– Ты слишком болезненно к этому относишься. У тебя нет оснований так думать.
– Нет оснований? Лучше молчи, если тебе нечего сказать! Все вы прыгаете, бегаете, увлекаетесь живописью. А я? Я ничто и так ничем и останусь. Жена Ксенжака. Вот единственный смысл моего существования. И все вы так именно на меня и смотрите.
– Не болтай глупостей!
– Сам не болтай!
– Тобой все восхищаются. Не потому, что ты красивая. А потому, что ты незаурядная личность. Если бы ты не была женой Эдварда, ничего бы не изменилось в отношении окружающих к тебе.
– Не втирай мне очки. Какая еще там личность? Мне все осточертело. И больше всего собственная личность. Ты не представляешь себе, до чего однообразна моя жизнь. Твоя жизнь – другое дело. Полная противоположность моей. Прежде всего тебе неведомы всякие страхи, которые одолевают человека. Самый неприятный из них – это страх, что жизнь прожита напрасно. Что ничему не суждено случиться. Порой нападает отчаяние. Любой ценой хвататься за жизнь. Недаром говорят: судорожно цепляться за жизнь. Знаешь, ведь я хотела стать ботаником.
– А почему не стала?
– Из-за Эдварда. Он не позволил мне учиться. У него отсталые мещанские взгляды на жизнь. Наверно, унаследовал их от матери. И я влипла! Перед свадьбой он мне заявил: «Если тебя интересует ботаника, ты сможешь удовлетворить свою страсть, готовя салат к обеду». Не очень остроумно, правда?
– Почему же ты вышла за него замуж?
– Была молодая и глупая. Любила его. И сейчас люблю. Хотя у него есть недостатки, он, по существу, хорошо ко мне относится. Но теперь я не была бы такой дурой. Ради любви нельзя всем жертвовать. Вот ты пожертвовал бы чем-нибудь ради любви?
– Ради любви, пожалуй, нет. Но ради чего-нибудь другого – возможно. Например, целеустремленного действия, благородного поступка.
– Не понимаю.
– А тебе понятно, зачем человек бегает вокруг дурацкого газона и любой ценой мечтает бегать еще быстрее, чтобы первым прийти к финишу?
– Это мне понятно. Хотя сама я не хотела бы так бегать. Но какая тут связь с нашим разговором?
– Какая связь? Жизнь – это дьявольская олимпиада. В ней происходит борьба в разных видах спорта и каждый должен придерживаться определенных правил. Идти вопреки всему, а подчас даже вопреки здравому смыслу на такое адское напряжение сил. Ради того, чтобы одержать победу. Не раз человек задумывается, зачем ему эта победа? Почему он должен из-за нее во всем себе отказывать? Но даже поняв, что это себя не окупает и не имеет смысла, он все равно, когда ему представится возможность, снова вступит в борьбу. И, не взирая ни на что, будет стремиться к победе. Конечно, если он не последний лопух.
Но Хелена, как всякая женщина, задавая вопросы, не интересовалась ответом.
– Я всегда любила мотыльков, жучков, пчел, – сказала она. – У меня было много гербариев, и я до сих пор разбираюсь в этом. Но раз ты заговорил об олимпиаде, то знай, Эдвард твердит, что в лепешку разобьется, а ты медаль получишь. Ты даже не представляешь, как он к тебе относится. Он возлагает на тебя все свои надежды. Он говорит, что ты бегун высокого класса, только капризен, как прима- балерина.
Вдруг я вспомнил то, о чем совсем забыл. Как на вечере в клубе Хелена дернула меня за волосы.
– А мне плевать на соревнования, – сказал я, – и на медали.
– Только что ты говорил, что надо бороться и всеми силами добиваться победы.
– Одно дело – борьба и победа для самого себя, а другое – вся эта петрушка с судьями, спортивными
