Она колебалась.
– Да, но…
Он удивленно вскинул бровь. Колеблющееся пламя свечи отбрасывало неровный свет на его лицо. В его выражении затаилась какая-то угроза.
– Ты усвоила массу теоретических знаний, но не умеешь приготовить лук? Принеси немного муки. У нас будет пища королей – картофельный суп и пресный хлеб.
Фрэнсис взяла чашку с мукой и принесла ее на кухню. Найджел, закатав разорванные рукава, мыл руки в умывальнике.
Она чувствовала себя виноватой. Любая женщина знает основы кулинарии – кроме нее!
– Я попала в Индию слишком рано, еще не успев научиться ничему полезному. В доме все делали слуги.
Найджел положил луковицы на разделочную доску и принялся крошить их ножом.
– Зато ты специалист по пряностям и можешь, вне всякого сомнения, определить, из чего приготовлен любой соус. Посмотри, нет ли здесь масла.
Он объяснял ей, что нужно делать: перемешать в кастрюле нарезанный лук и чеснок с маслом, добавить картошки, воды и соли. Найджел посыпал все это сушеным кервелем и эстрагоном, связки которого были развешены по стенам. Затем он взял муку и замесил тесто, добавив туда немного масла и воды, вылепил плоские лепешки и поджарил их до коричневой корочки на решетке очага.
– Пахнет замечательно, – удивилась Фрэнсис.
– «И нарек хлебу тому имя: манна; она была, как кориандрово семя, белая, вкусом же – как лепешка с медом». Как и всякая пища для умирающего от голода в пустыне. Это блюдо научил меня готовить один шотландец по фамилии Грант. – Он чистой тряпкой собрал лепешки, сложил их в корзинку и протянул ей.
Фрэнсис откусила кусочек. Лепешка была горячей и вкусной.
– Спасибо. Очень вкусно.
В его глазах мелькнуло хищное выражение. Подобно сиянию освещенного луной пруда, где серебро смешивается с чернотой, в его взгляде юмор переплетался с угрозой – забава не ребенка, но Бога.
– А что ты дашь мне взамен? Лепешка разломилась под ее пальцами.
– Что ты имеешь в виду?
Он казался непобедимым. Он больше не болен, он здоров и смертельно опасен.
– Скажи мне, Фрэнсис, сколько существует видов поцелуев? Суп кипел, заставляя крышку кастрюли со звоном подпрыгивать.
Лепешка выпала из ее руки. Ее ноги, казалось, приросли к полу.
Он шагнул к ней.
– В Фарнхерсте мы согласились, что англичане не умеют целоваться. Прекрасно. Я научу тебя готовить. Ты научишь меня целоваться.
– Теперь?
– Да, Фрэнсис.
– Потому что я шлюха?
– Ты ничего другого не предлагаешь! – Он прижал ее к себе. – Рассказывай!
– Сначала идут три разновидности поцелуев: нимитака, спиритака, хаттитака.
Его губы находились в нескольких дюймах от ее губ.
– Объясни.
– Нимитака всего лишь видимость поцелуя. Девушка… – Она с усилием сглотнула.
– Продолжай!
– Девушка касается губ своего возлюбленного, но сама ничего не делает.
Его дыхание обожгло ее щеку, и он легко коснулся губами уголка ее рта.
– А следующий?
– Спиритака – это трепетный поцелуй. – Его тело прижалось к ней, гибкое и желанное. – Она ласкает его прижатые губы, но двигает при этом только нижней губой.
Он снова поцеловал ее.
– А дальше?
– Хаттитака. Она закрывает глаза и прижимает ладони к его глазам, а затем касается языком его нижней губы.
– Вот так? – спросил он, поднимая ее руки.
Поцелуй был сладким, как медовые лепешки в пустыне. Она закрыла ему глаза, а он ласково теребил ее губы, пока она, застонав, не приоткрыла их ему навстречу. Хаттитака – язык любовника на нижней губе. Он целовал ее все жарче и жарче, заставляя отвечать ему, и колени у нее подогнулись. Она прильнула к нему, не в силах оторваться от его губ. Слезы жгли ей глаза, во рту пересохло, кровь вскипела.
