Дождавшись девяти часов, Линда позвонила Анне:
— Хотела убедиться, что ты мне не приснилась.
— Я теперь понимаю, как вы тут метали икру. Я уже говорила с Зеброй. Она знает, что я вернулась.
— А с Генриеттой?
— Позвоню, когда будет настроение. Как договорились, в двенадцать?
— Я обычно точна.
Линда положила трубку и задумалась, так и не сняв руку с телефона.
Где-то все-таки сидела маленькая заноза, какая-то даже не тревога, а тень тревоги. Что-то эта занозка хочет мне поведать. Как во сне — курьер скачет с посланием, и в этом послании речь идет о тебе, хотя снится тебе совершенно другой человек. И эта зудящая заноза… Анна вернулась, ничего с ней не случилось, как будто бы все как всегда. Но эти два имени в ее дневнике… Биргитта Медберг и Вигстен. Есть и еще одно имя — норвежец по имени Тургейр Лангоос. Нет, остаются еще вопросы. Пока я не получу на них ответ, заноза будет сидеть.
Она вышла на балкон. Воздух после грозы был чистым и свежим. В газете она вычитала, что ливень затопил канализацию в Рюдсгорде. На полу балкона лежала мертвая бабочка. И это тоже, вспомнила Линда. Еще и рамка с синей бабочкой.
Она села и положила ноги на перила. Еще пять дней. Пять дней этого странного и довольно мучительного ожидания.
Вдруг ей пришла в голову неожиданная мысль. Она вернулась в комнату и позвонила в справочное бюро. Интересующая ее гостиница принадлежала концерну «Скандик». Ответил бодрый мужской голос с легким датским акцентом.
— Мне надо поговорить с Анной Вестин, она у вас остановилась.
— Секунду.
Соврать один раз легко, подумала Линда. Потом труднее.
— К сожалению, человек с таким именем у нас не живет.
— Может быть, она уехала? Недавно она была у вас.
— Анна Вестин?
— Да.
— Секунду, — сказал бодрый администратор с той же интонацией.
— У нас не было гостей с таким именем, — сказал он после короткой паузы. — Во всяком случае, за последние две недели. Вы уверены, что ее зовут именно так?
— Это моя подруга. Пишется через дубль ве.
— У нас были Вагнер, Вернер, Виктор, все с дубль ве, Вильямссон, Валландер…
Линда сжала трубку:
— Простите… Еще раз последнее имя?
— Вильямссон?
— Нет, Валландер.
Голос администратора стал менее приветливым.
— Мне казалось, вы хотели поговорить с дамой по имени Вестин?
— Валландер — фамилия ее мужа. Может быть, она заказала номер на его имя.
— Одну минутку.
Этого не может быть, подумала она. Такого не бывает.
— К сожалению, вам опять не повезло. Валландер — одинокая дама.
Линда онемела.
— Алло? Вы меня слышите? Алло?
— Ее, по-видимому, зовут Линда?
— Совершенно верно. К сожалению, больше ничего не могу для вас сделать. Может быть, ваша подруга остановилась в другой гостинице в Мальмё. У нас к тому же есть отличный отель под Лундом.
— Спасибо.
Линда буквально вдавила трубку в рычаг. На смену удивлению пришла злость. Надо немедленно поговорить с отцом. Никакого частного сыска. Меня интересует только одно — зачем она поселилась в гостинице под моим именем, рассчитывая найти своего отца.
Она села за кухонный стол и вырвала из блокнота чистый лист — вернее, почти чистый. На самом верху рукой отца было написано «спаржа». Он же не ест спаржу, раздраженно подумала Линда и зачеркнула ни в чем не повинный овощ. Она решила записать все имена, все события и наблюдения с момента исчезновения Анны, но очень скоро, к своему удивлению, обнаружила, что толком не знает, что писать. Дело кончилось тем, что она нарисовала бабочку и стала тщательно закрашивать ее синим. Настолько тщательно, что паста в ручке кончилась. Она нашла другую. Теперь одно крыло у бабочки стало черным, а другое осталось синим. Таких бабочек не бывает, подумала она. Так же, как не бывает исчезнувших отцов. Зато происходят другие невероятные вещи — заживо жгут зверей, разрубают на куски пожилую женщину, на нее саму нападают в Копенгагене.
Часам к одиннадцати она пошла в гавань и уселась на большой чугунный кнехт. Она пыталась найти разумное объяснение, почему Анна использовала ее имя. Не в том дело, что это именно ее имя, — с тем же успехом это могло быть и Зебрино, или же она могла просто-напросто выдумать любое имя. Важно другое — почему для того, чтобы искать отца, ей понадобился псевдоним. Это важно, повторяла Линда и наконец убедила себя — да, это действительно важно.
У причала на волнах покачивался мертвый селезень. Она встала. Ей так и не удалось найти ответ на свой вопрос. Но должна же быть причина. Это только я настолько глупа, что не в состоянии ее найти.
Ровно в двенадцать она нажала кнопку Анниного звонка. Она была совершенно спокойна, но начеку.
34
Тургейр Лангоос открыл глаза. Каждое утро он удивлялся, что все еще жив. Пробуждаясь, он всегда видел перед собой две картинки, сливающиеся в одну, — он видел себя самого своими глазами и в то же самое время глазами другого человека, заставившего его когда-то подняться из канавы, забыть про алкоголь и наркотики и указавшего ему дорогу в далекий, но все же достижимый рай. Он лежал в этой канаве, захлебываясь в собственной блевотине, вонючий, больной, без всякой надежды, что ему когда- нибудь удастся освободиться из этого мрачного плена. Тогда ему казалось, что пришел конец его пути от избалованного наследника одного из крупнейших норвежских судовладельцев до спившегося, одурманенного наркотиками бродяги в кливлендской канаве. Это путешествие могло кончиться только смертью и похоронами для неимущих за счет штата Огайо.
Он лежал в маленькой комнатке для прислуги рядом с кухней в квартире на Недергаде. Хозяин квартиры, старик Вигстен, про существование этой комнатки попросту забыл. Из квартиры доносились однотонные звуки рояля — там работал настройщик. Настройщик приходил регулярно, каждую среду. Тургейр Лангоос был достаточно музыкален, чтобы сообразить, что настройщику делать было почти нечего — он только чуть-чуть подтягивал какие-то струны, а то и не подтягивал вообще. Тургейр легко представил себе старика Вигстена, как тот сидит у окна, придирчиво следя за каждым движением настройщика. Он вытянулся в кровати. Вчерашний день прошел точно так, как они планировали. Зоомагазин сгорел, ни одной мышке спастись не удалось. Эрик объяснил ему, как важно, чтобы последнее жертвоприношение животных прошло без сучка и задоринки. Эрик постоянно к этому возвращался — Бог не прощает ошибок. Человек, созданный им по своему образу и подобию, не имеет права пренебрегать своим предназначением. Важно было жить своей жизнью, подготовить себя к вознесению на высшую ступень вечного блаженства, зарезервированную Господом для избранных, для тех, кому суждено вернуться и населить землю опять, после того, как победит их великое учение.
Каждое утро он повторял ритуал, предписанный ему Эриком. Он был первым и самым главным
