Элиас отворил дверь, как только я постучал. На секунду зрачки его глаз расширились, а потом он схватил меня за руку и втащил в комнату.
– Ты ума лишился, если пришел сюда. Там внизу люди, которые тебя дожидаются.
– Я знаю, – сказал я. – Двое таможенников.
– Таможенников? При чем здесь они?
Он хотел сказать что-то о моих преследователях, но передумал и вместо этого подошел к буфету, где стояли бутылка вина и несколько немытых стаканов. Комнаты, которые занимал Элиас, были приятными, но не очень аккуратными. Повсюду были разбросаны старая одежда, книги, бумаги и грязная посуда. На его письменном столе горело несколько свечей, и, по-видимому, до моего прихода он работал. Будучи хорошим хирургом, Элиас отдавал предпочтение литературному труду и уже испробовал свое перо на поприще драматургии и поэзии. В данное время, по его признанию, он работал над вымышленными записками экстравагантного шотландского хирурга, в которых описывались его приключения в социальном лабиринте Лондона.
– Без сомнений, тебе пришлось многое пережить, – сказал он, – но, прежде чем мы это обсудим, я должен поставить тебе клизму. – У него в руках был цилиндр величиной с мой указательный палец, коричневого цвета и по виду жесткий, как камень.
– Что ты сказал?
– Клизма, – с готовностью объяснил он, – очищает желудок.
– Я понимаю. Но, сбежав из самой ужасной тюрьмы в королевстве, я не намерен отмечать свое освобождение, сидя в твоем присутствии на горшке, чтобы затем предъявить его содержимое для анализа.
– Клизма никому не доставляет удовольствия, но дело совсем в другом. Я изучал этот вопрос и пришел к заключению, что это самое лучшее средство, даже лучше кровопускания. В идеале нужна комбинация мочегонного и слабительного, но, подозреваю, ты не захочешь применять все три средства сразу.
– Поразительно, как хорошо нас знают наши друзья, – заметил я. – Ты видишь меня насквозь, на что не способны посторонние, и понимаешь, что у меня нет ни малейшего желания испражняться, мочиться и блевать одновременно.
Он поднял руку:
– Давай на время отложим этот вопрос. Я пекусь о твоем здоровье, как ты знаешь, но вижу, что не могу убедить тебя испробовать превосходное медицинское средство. Полагаю, ты не станешь отказываться от стакана вина.
– Не могу объяснить почему, но это предложение нравится мне гораздо больше предыдущего.
– Нет необходимости язвить, – сказал он, наливая мне бокал розоватого вина. Протягивая мне его, он, казалось, впервые обратил внимание на мою ливрею. – Тебе идет форма, – сказал он.
– Пока что костюм меня не подвел.
– Где ты его взял?
– Отнял у лакея Пирса Роули.
Он выкатил глаза от удивления:
– Уивер, только не говори, что был там.
Я пожал плечами:
– Мне показалось это хорошей идеей.
Он закрыл лицо рукой с таким видом, будто я разрушил какой-то его план. Потом он встал и глубоко вздохнул:
– Надеюсь, ты не наделал там глупостей.
– Конечно нет, – сказал я. – Но я отрезал судье ухо и забрал у него четыреста фунтов.
Странно, но это ужасающее признание успокоило его. Он снял со стула бриджи в винных пятнах и сел.
– Тебе надо покинуть страну, и, естественно, как можно скорее. Может быть, Соединенные Провинции? Ты не забыл, что у тебя там брат? Или можно уехать во Францию.
– Я не собираюсь покидать страну, – сказал я, подняв с ближайшего ко мне стула женский корсет. – И не подумаю бежать: не хочу, чтобы люди поверили, будто я убийца. – Я бросил этот предмет женского туалета на бриджи и сел на стул.
– Какая разница, что подумают люди? Даже если тебе удастся доказать, что ты не убивал этого Йейта, тебя все равно повесят за то, что ты отрезал ухо судье королевской скамьи и украл у него четыреста фунтов. Закон не прощает подобных вещей.
– Он не прощает и судебной коррупции. Уверен: как только люди поймут, что Роули был подкуплен и мне не оставалось ничего другого, все обвинения против меня будут сняты.
– Ты сошел с ума, – сказал он. – Разумеется, обвинения сняты не будут. Нельзя попирать закон, сколь ни были бы справедливы мотивы и логичны объяснения. Здесь не может быть и речи о справедливости. Это государство.
– Посмотрим, что можно делать и чего нельзя, – сказал я с уверенностью, которой у меня вовсе не было.
Он задумался.
– Четыреста фунтов – огромная сумма, – сказал он. – Ты уверен, что тебе понадобятся все деньги?
– Полно, Элиас.
– Знаешь, ты мне должен тридцать фунтов. И поскольку тебя должны вот-вот отправить на виселицу, думаю, ты согласишься, что теперь самое время напомнить о долге. Если я хочу закончить это небольшое беллетристическое произведение, над которым сейчас работаю, мне приходится принимать любую помощь.
– Послушай меня, – сказал я. – Я не могу оставаться здесь долго, я сказал таможенникам внизу, что мне нужно доставить любовную записку одному из здешних жильцов. Поэтому сейчас я уйду и буду тебя ждать через час в таверне «Турок и солнце» на Чарльз-стрит. Знаешь эту таверну?
– Знаю, но никогда в ней не был.
– Я тоже, и по этой причине я выбрал ее для встречи. И проверь, чтобы за тобой не было хвоста.
– Как это сделать?
– Не знаю. Призови на помощь свою литературную музу. Смени несколько наемных экипажей, например.
– Очень хорошо, – сказал он. – Через час в «Турке и солнце».
Я встал и поставил стакан на письменный стол.
– А как тебе удалось выбраться? – спросил он.
– Ты видел женщину, которая бросилась ко мне в объятия после того, как объявили приговор?
– Конечно видел. Очень симпатичное создание. А кто она?
– Понятия не имею, но она сунула мне в руку отмычку.
Он удивленно поднял бровь:
– Как это мило с ее стороны! И ты действительно не знаешь, кто она такая?
– Судя по исполнению, могу лишь предположить, что это девушка Джонатана Уайльда. Только у главного охотника за ворами имеется в распоряжении целый сонм красоток, в совершенстве владеющих искусством карманника. Но, знаешь, я даже не стану голову ломать, пытаясь понять, зачем ему нужно, чтобы я был на свободе, или почему он не стал свидетельствовать против меня.
– Я и сам удивился. Когда его вызвали, я был уверен, он сделает все, чтобы погубить соперника. Он не очень-то церемонился с тобой в прошлом. Только вспомнить, как он послал своих головорезов, чтобы избить тебя и унизить. И вдруг делает вид, что относится к тебе с восхищением. Все это очень странно, но, думаю, ты вряд ли собираешься у него об этом спрашивать. Я прав?
Я засмеялся:
– Угадал. Пока за мою голову обещано вознаграждение, я не планирую показываться в его таверне, чтобы узнать, не он ли оказал мне услугу, а если это так, не окажет ли еще одну. Если ответ окажется отрицательным, мне придется туго.
Элиас кивнул:
