больше подходят британские умеренные температуры.
– Вполне объяснимо. В вас есть что-то удивительно британское, если можно так выразиться. Я уверен, вы знаете, что выходцы из Вест-Индии пользуются репутацией людей, лишенных обходительности, поскольку там нет наших частных школ и преимуществ нашего общества. Я чрезвычайно рад, что вы развеяли этот миф.
В ответ я поклонился. Я смотрел на себя со стороны, как я обмениваюсь любезностями с человеком, который увел у меня любимую женщину. Он говорит банальности, я лгу.
– Боюсь, мне пора идти на следующую встречу, – сказал он, – но я был рад знакомству с вами, сэр, и надеюсь, наши пути вновь пересекутся. – Сказав это, он вышел из таверны на улицу.
Я вышел следом.
– Сэр, позвольте отнять у вас еще минуту. Мне нужно поговорить с вами наедине.
– Прошу прощения, но не сейчас, – сказал он и ускорил шаг, сопровождаемый своим агентом.
Я подумал, что его, вероятно, постоянно преследуют люди вроде меня и что он научился мастерски от них отделываться.
Однако неожиданно путь ему преградили трое парней грозного вида в некрашеных блузах и кепи, натянутых на глаза. У одного в руках был сине-оранжевый флаг.
– Голосуй за Херткома или будь проклят! – выкрикнул самый высокий из них Мелбери в лицо.
Тори выпрямился во весь рост и выпятил грудь.
– Боюсь, я не могу этого сделать, – сказал он, – потому что я Гриффин Мелбери.
Мне было понятно его чувство достоинства, однако он избрал не самую лучшую тактику. Для его собственной безопасности было бы лучше согласиться голосовать за Херткома, но Мелбери не мог стерпеть такого ни секунды. Это вызвало у меня невольное восхищение, смешанное с завистью и обидой, хотя я понимал, что он ведет себя глупо.
– Не заливай, какой ты Мелбери, – сказал другой головорез. – Мелбери – якобитский дьявол, а я сразу узнаю якобитского дьявола, когда вижу.
– Я – Мелбери, и я не якобит и не дьявол, так что едва ли вы сумели бы распознать того или другого. Но знайте, мой друг, что вы наслушались небылиц вигов и что вас используют люди, которые не желают вам добра.
– Ты лжешь, – сказал самый крупный парень, – и сейчас ты услышишь, как я врежу тебе в ухо.
Полагаю, нельзя было осуждать Мелбери за трусость, из-за того что он непроизвольно съежился и поднял руки для защиты. В конце концов, перед ним стояли трое грубых головорезов, потерявших голову в пылу выборов, которые еще не начались и в которых у них не было шансов участвовать. А как он мог защитить себя? Ну, например, он мог бы выхватить шпагу и приставить клинок к горлу самого высокого хулигана.
Лично я считал этот способ вполне подходящим. Мой клинок блеснул на солнце, когда я выхватил шпагу и приставил ее к горлу хулигана. Я нажал с достаточной силой, но не так, чтобы брызнула кровь. Я решил обойтись без крови.
Главный головорез застыл с поднятой головой и натянувшейся кожей на шее. Двое других отступили.
– Вы, парни, не похожи на избирателей, – сказал я, – хотя ваше желание принять участие в выборах, несмотря на отсутствие права голоса, похвально. Должен заметить, избиение одного из кандидатов едва пойдет на пользу вашей партии. – Я сдвинул клинок на дюйм. – Разбегайтесь, – скомандовал я.
Они послушались команды и разбежались.
Мелбери стоял как вкопанный, его взгляд затуманился, ослабевшие руки дрожали. Я предложил ему вернуться в таверну и выпить, прежде чем продолжить путь. Мелбери кивнул. Он послал агента вперед на место следующей встречи, а я открыл дверь, чтобы пропустить кандидата внутрь. Мы нашли столик в темном уголке. Затем я подошел к стойке и велел подать нам бутылку крепкого портвейна.
Снова садясь к нему за стол, я рассчитывал выяснить результат предшествующих событий. Мелбери мог возненавидеть меня за то, что я проявил смелость там, где он не смог. Или он мог проникнуться ко мне дружескими чувствами в благодарность за то, что я спас его от хулиганов. Мне повезло, он выбрал второе.
– Мистер Эванс, я благодарен, что ваше дело было настолько срочным, что вы решили следовать за мной. – Он потер ладонь о неровную поверхность стола. – Без вашей помощи я был бы совершенно беззащитен.
Упиваясь своим успехом, я заметил, что чувство обиды на этого человека если не совсем исчезло, то, по крайней мере, ослабевало по мере того, как росло возбуждение от победы. Я вел себя решительно, и моя решительность была вознаграждена. Тот факт, что я проявил бесстрашие, а он струсил, был вдвойне приятен.
– Мне кажется, эти парни были грозными больше на словах, чем на деле, но тем не менее я счастлив, что мог быть вам полезен, несмотря на тривиальность ситуации.
Подоспело наше вино, и я наполнил его бокал по края.
– Я готов выслушать все, что вы хотели мне сказать, мистер Эванс. – Мелбери поднял бокал дрожащей рукой.
– Тогда буду с вами откровенен, поскольку знаю, насколько драгоценно ваше время, – начал я. – У нас с вами общий враг, и его зовут Деннис Догмилл. Как агент Херткома и тайный вдохновитель Херткома в его стремлении удержать свое место в парламенте, Догмилл будет стоять между вами и местом в палате общин. Как человек, который монополизировал всю торговлю табаком в Лондоне, он будет стоять между мной и моей торговлей.
– Могу себе представить, насколько, должно быть, тяжело заниматься коммерцией в городе, где делами заправляет такой негодяй, как Догмилл, – сказал Мелбери. – У вас есть какие-то предложения, как можно улучшить ситуацию? Я не выношу этого человека и буду всемерно помогать вам, чтобы с ним покончить.
Я почувствовал, что в отношении Мелбери к Догмиллу есть что-то еще, кроме того, что он сказал.
– Мне лишь известно, что он преступник, худший из худших. Мне дали понять, что он постоянно подкупает таможню, в результате чего таможенники заботятся больше о его делах, чем о делах короны. Таможенные инспектора отчитываются перед ним, а таможенные офицеры фактически являются его личной гвардией.
– То, что вам дали понять, всем хорошо известно, – сказал Мелбери. – Все знают о вопиющей грубости мистера Догмилла, и о таможне, и о том, как Хертком сделал все, что было в его силах, в палате общин, дабы Догмилл мог держать таможню на коротком поводке.
– Неужели нельзя что-то с этим сделать? – спросил я. – Конечно, газеты тори могут написать об этом преступном поведении. Если бы избиратели в Вестминстере знали…
– Избиратели Вестминстера знают, и им наплевать, – сказал Мелбери с раздражением. – Вы видели этих людей, которые мне угрожали. Почему они это сделали? Потому что они виги в душе? Не думаю. Вероятно, они не смогли бы объяснить вам разницу между вигами и тори, даже если бы речь шла о спасении их жизни или о кружке эля, в зависимости от того, что для них важнее. Для них, как и для большинства избирателей, это вроде театра или зрелища. У кого больше злодеев? Чьи злодеи ужаснее? У кого более симпатичные девушки, раздающие поцелуи избирателям? Эти выборы не более чем ярмарка коррупции, и не стоит удивляться, что люди типа Херткома стремятся превратить парламент в еще одну арену. Тем временем политика становится грязной игрой, а Церковь и корона – предметами шуток, и королевство приходит в упадок.
– Вы правы, королевство приходит в упадок, – согласился я, зная, что это главная тема тори, – и мы должны положить этому конец. Одно дело, когда нанимают хорошеньких девушек, чтобы они целовали избирателей, другое дело, когда Хертком потакает прихотям директоров «Компании южных морей». Ничто так не возмущает людей, как тот факт, что их кошельки пусты, поскольку махинации «Компании южных морей» привели к краху на рынке, а виги при этом защищали виновников. Почему видные тори не говорят о том, что Хертком продолжает раздавать привилегии коррупционерам вроде Догмилла, которые превратили таможню, орган, призванный регулировать его доходы, в его собственную армию?
