металлической трубой. Кто это сделал?
– Я бы не стал отвергать такой вариант. Очень даже может быть, что это его рук дело, хотя ничего об этом не слышал.
– А что этот Гринбилл? Мог он сговориться с Догмиллом?
Литтлтон прыснул со смеху.
– Это вряд ли, мой друг. Они оба рады-радешеньки, что Йейт мертв, но сговориться об исполнении такого гнусного дела – это вряд ли. Кстати, я вот подумал, что-то ничего не слышно о Гринбилле за последнюю пару недель.
– Может, он скрывается?
– Очень может быть.
– А где он может скрываться?
– Да где угодно. В любом подвале или на любом чердаке. Если есть кому приносить еду и выпивку, так ему и не надо показываться, так?
– Но если он неповинен в смерти Йейта, почему он боится показываться?
– А кто его знает, может быть, повинен, а может быть, нет. А может, дело вообще в другом. Я лично думаю, он боится, что с ним будет то же, что с Йейтом. Может, он думает, Догмилл хочет разделаться с ними обоими, тогда с группировками будет покончено.
– Полагаю, мне стоит его поискать. Если он подозревает, что Догмилл хочет с ним разделаться, у него должны быть на то причины. Нет идей, где мне начать поиски?
– Ну, можно попробовать поспрашивать в «Гусе и колесе». Там собираются ребята Гринбилла. Хотя они вряд ли что скажут, если он не хочет, чтобы его нашли. А вот что они охотно сделают, это дадут вам по голове и отведут к мировому судье, чтобы получить вознаграждение. Но вы знаете, на что идете.
– Знаю.
– Ну а если я что узнаю о Гринбилле, дам вам знать. Как с вами связаться?
Я засмеялся:
– Я сам найду вас через какое-то время. Тогда и расскажете новости.
Он тоже засмеялся:
– Вы можете мне доверять больше, чем думаете.
Я кивнул, но если бы верил в подобные слова, то меня давно бы уже не было на свете.
Глава 14
Я надеялся, что найду этого Гринбилл-Билли, который, по всей видимости, был пособником моего истинного врага. В тот момент я полагал, что это Деннис Догмилл, но поскольку с ним я разобраться не мог, то решил довольствоваться возможным.
Я дождался ночи и отправился в доки, в таверну «Гусь и колесо». К счастью, таверну освещало лишь несколько свечей. Воздух был спертым от вони немытых тел и дурно пахнущих ртов. Тошнотворный запах джина пропитал столы, скамьи, грязный пол и даже стены. Только аромат табака делал пребывание в этом помещении возможным.
Я подошел к человеку за барной стойкой, необычно высокому и узкоплечему, с носом, сломанным не один раз. Не испытывая особой любви к напитку, я все-таки попросил джину, чтобы не привлекать к себе внимания, и, когда передо мной поставили оловянную кружку, осторожно пригубил. Даже по пенни за пинту, бармен все равно разбавлял джин водой.
Протягивая монету за выпивку, я спросил у бармена:
– Ты знаешь Гринбилл-Билли?
Он неодобрительно посмотрел на меня:
– Все знают Билли. Кроме тебя, а значит, он тебе не нужен.
– Думаю, он бы так не сказал. Он бы тебя поблагодарил за то, что помог его найти. Где я могу его отыскать?
Он презрительно фыркнул:
– Нигде, если его спрашивают такие, как ты. Чего тебе надо? Ходишь, задаешь вопросы. Ты помощник констебля? Хочешь сделать из нас дураков?
– Ну да, – сказал я. – Именно за этим я сюда и пришел. В особенности, чтобы сделать дурака из тебя. Думаю, мне это вполне удалось.
Он прищурился:
– А ты, я вижу, за словом в карман не лезешь. Знаешь что, скажи, как тебя зовут и где тебя можно найти, и если я увижу Билли, а я не знаю, увижу его или нет, скажу ему, что ты его ищешь. Идет?
– Не идет. Так я его никогда не найду. – Я бросил пару шиллингов в кружку с джином и вернул ее бармену. – Должен быть другой способ.
– Гм… Ну, я не знаю. Последнее время его не видно. Говорят, он прячется. То ли скрывается от правосудия, то ли еще от кого-то. Может, его баба знает.
– А где ее найти?
– Скорее всего лежит на спине, – сказал он и весело рассмеялся собственной шутке. Посмеявшись вдоволь, он успокоился. – Ее зовут Люси Гринбилл. Живет в подвале дома на углу Перл и Силвер. Билли там не живет, и они не муж и жена, по крайней мере с точки зрения закона, но она взяла его фамилию, будто они на самом деле женаты. Она уж точно должна знать, где он, лучше, чем кто-либо другой.
– Лучше, чем ты, это уж точно, – сказал я.
– Я сделал все, что мог. Кстати, как твое имя? На случай, если он спросит.
Я вспомнил, как Элиас говорил о том, что мне пойдет на пользу, если меня будут видеть в подобных местах.
– Мое имя Бенджамин Уивер, – сказал я.
– Где-то я это имя уже слышал, – сказал он.
Я пожал плечами и направился к выходу, немного разочарованный тем, что моя слава была ограниченной и что он не узнал меня сразу.
– Разрази меня гром! – воскликнул он через какое-то время. – Да это же Уивер, еврей. Уивер-еврей здесь!
Не знаю, услышал ли кто-нибудь его слова в этом гуле, но, выйдя из таверны, я замедлил шаг, только удалившись от нее на три квартала.
Держась по возможности темных и занесенных снегом улиц, я дошел до дома, где, по словам бармена, жила Люси Гринбилл. Я не стал стучаться в дверь отчасти потому, что не был уверен, выдержит ли она. Это был один из тех старых домов, которые чудом уцелели после Большого пожара 1666 года. Уцелевшие дома были на грани разрушения. Пешеходы проходили мимо на свой страх и риск, поскольку кирпичи сыпались с фасада, как блохи с собаки.
Я резко открыл дверь и попал в омерзительное помещение, где валялись старые объедки, стоял неопорожненный ночной горшок и всюду был рассыпан всяческий мусор. Оно освещалось одной- единственной лампой. Гробовую тишину нарушали только снующие среди мусора крысы. Казалось, что дома никого не было, но я не хотел рисковать. По этой причине, а также чтобы мои глаза привыкли к темноте, я двигался очень медленно. Вскоре я нашел лестницу и стал по ней спускаться.
Здесь все мои попытки сохранять тишину рухнули, поскольку двигаться бесшумно по этим старым скрипучим ступеням было невозможно. Легче было бы спускаться по лестнице из сухих хлебных корок, и, как я и опасался, меня услышали. Внизу кто-то зашевелился. Я увидел свет и почувствовал запах дешевого масла.
– Это ты? – услышал я женский голос.
– М-м, – подтвердил я.
Спускаясь, я увидел, что убранство нижних комнат было ничем не лучше, чем наверху. Повсюду валялись мусор, рваные газеты и кучи грязного белья.