группа приближалась к поляне под деревом, где Кафарелли, методично действуя зондом, отмечала местонахождение тела. Здесь съемка пока не прерывалась. Корвин просто поворачивал камеру и снимал все подряд, вероятно, имея в виду, что позже отредактирует материал, если пленка когда-нибудь понадобится в судебном слушании. Или – что тоже возможно – для документального освещения избирательной кампании.
Фильм продолжался, пленка запечатлела возвращение группы к лестнице. Райдер и Оливас поднялись на площадку, а Босх снял наручники с Уэйтса. Арестант начал взбираться по лестнице, но как раз в том месте, где он прошел половину и Оливас наклонился, чтобы перехватить его, в сюжете возник пробел.
– Вот это? – уточнил Босх.
– Да, – подтвердил Рэндольф.
– Я помню, что уже после перестрелки, когда я велел Корвину оставить камеру и скорее подниматься, чтобы помочь мне перенести Киз, камера была у него на плече. Он снимал.
– Да, верно, мы спрашивали его об этом, и он заявил, что на какой-то момент остановил пленку. Якобы хотел сохранить чистый кусок до того времени, когда придут землекопы и будут выкапывать тело. Поэтому, когда Уэйтс поднимался по лестнице, съемка якобы не велась.
– По-вашему, тут есть смысл?
– Не знаю, а по-вашему?
– Ни малейшего. Чушь. У него было заснято все.
– Это всего лишь мнение.
– Думайте как хотите. Но вот вопрос: зачем делать купюру в этом месте? Что было на пленке?
– Это вы мне скажите. Вы там находились.
– Я сообщил вам все, что мог вспомнить.
– Что ж, попытайтесь припомнить. Вы в данной истории выглядите не лучшим образом.
– Что вы имеете в виду?
– На пленке отсутствует дискуссия о том, надо или не надо снимать с заключенного наручники. Там есть только, как Оливас освобождает ему руки перед спуском и вы освобождаете их перед подъемом.
Босх понял, что Рэндольф прав и, судя по кассете, он расковал Уэйтса, не посоветовавшись с остальными.
– О'Ши пытается меня подставить.
– Я не знаю, пытается кто-то кого-то подставить или нет. Позвольте спросить вас кое о чем: когда началась вся эта заваруха, Уэйтс завладел оружием и начал стрелять, вы не помните, где был и что делал в тот момент О'Ши?
Босх покачал головой:
– Я оказался лежащим на земле, потому что на меня сверху упал Оливас. Меня занимало, где находится и что делает Уэйтс, а не О'Ши. Все, что могу вам сказать: прокурора не было в поле моего зрения. Он был где-то сзади.
– Может, именно это и запечатлел на пленке Корвин? Как О'Ши трусливо убегает прочь?
При слове «трусливо» что-то вдруг вспыхнуло в памяти Босха. Теперь он вспомнил. С вершины обрыва Уэйтс кричал, обращаясь к кому-то, вероятно, к О'Ши: «Трус!» Босх вспомнил топот удаляющихся ног за спиной. Так это О'Ши удирал?
Босх размышлял над этим. Прежде всего прокурор не имел оружия и не мог бы защитить себя от вооруженного бандита, которого перед этим собирался засадить на пожизненный срок. В таких условиях бегство от человека с пистолетом совершенно предсказуемо и вполне оправданно. Такой поступок трудно назвать предосудительным. Это был всего лишь акт самосохранения, а не трусости. Но поскольку О'Ши являлся кандидатом в окружные прокуроры, бегство в подобных обстоятельствах выглядело уже не так красиво, особенно если оно попадало на видеопленку, а оттуда – в телевизионные новости.
– Теперь я вспомнил, – проговорил Босх. – Уэйтс кричал кому-то, обзывая трусом за бегство. Похоже, это и был О'Ши.
– Загадка разрешилась, – усмехнулся Рэндольф.
Босх вновь повернулся к монитору:
– Нельзя ли немного отмотать назад и еще раз посмотреть заключительную часть? Вот тот, последний отрезок.
Осани выполнил просьбу, и они молча стали смотреть кусок заново, начиная с момента, когда с Уэйтса вторично сняли наручники.
– Не могли бы вы остановить прямо перед купюрой? – произнес Босх.
Осани зафиксировал картинку. Она отображала Уэйтса, уже миновавшего середину лестницы, и то, как Оливас протягивает к нему руки, чтобы перехватить. Босх впился взглядом в экран. Туловище Оливаса изогнулось таким образом, что ветровка распахнулась. На левом бедре обнажилась кобура с торчащей из нее рукояткой пистолета – видимо, чтобы в случае необходимости ловчее было его выхватить.
Босх встал и подошел к монитору. Вынул авторучку и постучал по экрану.
– Видите это? – спросил он. – Он расстегнул кобуру.
Рэндольф и Осани вгляделись в экран. Предохранительная застежка – на это они прежде не обратили внимания.
– Могло быть так, что он хотел быть наготове на случай, если преступник сделает какой-либо непредвиденный шаг? – высказал предположение Осани. – Это в рамках правил.
Ни Босх, ни Рэндольф ничего не ответили. Вне зависимости от того, подпадало это под нормы и правила полицейского ведомства или нет, все равно факт вызывал любопытство, которое сейчас уже невозможно удовлетворить, поскольку Оливас мертв.
– Выключай, Реджи, – проговорил Рэндольф.
– Нет-нет, можно мне взглянуть еще раз? – спросил Босх. – Только эту часть, с лестницей?
Рэндольф сделал знак Осани, тот отмотал кусок обратно и продемонстрировал заново. Босх старался с помощью образов на экране дать импульс собственной памяти, перенестись мысленно обратно и понять, что же произошло, когда Уэйтс добрался до верха лестницы. Он вспомнил, как стоял, задрав голову, и смотрел вверх, на Оливаса. Как тот вдруг развернулся вокруг своей оси, оказавшись спиной к тем, кто стоял внизу, и загородил от них Уэйтса, лишив их возможности выстрелить. Теперь он вспомнил, как недоумевал: где же Киз и почему не стреляет?
Затем раздались выстрелы, и Оливас спиной вниз полетел с лестницы. Босх выбросил вверх руки, чтобы смягчить удар. Лежа на земле, под придавившим его телом Оливаса, он услышал новые выстрелы, а затем – тот выкрик…
Громкий, пронзительный! Который впоследствии был забыт, за всеобщей паникой и суматохой. Уэйтс шагнул к краю обрыва и выстрелил в них сверху. И что-то выкрикнул. Да, он обзывал О'Ши трусом за бегство. Но он прокричал что-то еще…
«Беги, беги, трус! Как там теперь твоя дерьмовая сделка?!»
За возникшим хаосом, страхом, тревогой и стараниями спасти Киз этот язвительный выкрик напрочь вылетел у Босха из головы. Что означало это злорадство? Что имел в виду Уэйтс, издевательски называя заключенный договор дерьмовой сделкой?
– Что такое? – спросил Рэндольф.
Босх посмотрел на него, очнувшись от раздумий.
– Ничего. Я просто пытался сосредоточиться на тех моментах, где пленка оборвана.
– Похоже, вы что-то припомнили.
– Я вспомнил, насколько близко я был к тому, чтобы разделить участь Оливаса и Дулана. Оливас упал прямо на меня. Он умер, заслонив меня своим телом.
Рэндольф кивнул.
Босх мечтал поскорее покончить с допросом и выбраться отсюда. Он хотел понять, что значили слова Уэйтса, и самостоятельно поработать над своим открытием. Просеять все через сито и рассмотреть под микроскопом.
– Лейтенант, у вас есть еще ко мне вопросы?
– В данный момент – нет.
