книгу, и на себя, и тут в тайную комнату вошел Лорд-Хранитель.
— Да что с ней такое, с этой дурацкой книгой! — воскликнула я.
Он внимательно осмотрел книгу и сказал:
— Ничего. С ней все в порядке. Это очень красивая и хорошо написанная книга. — И он вслух прочел мне довольно большой кусок этой тарабарщины. Звучало действительно красиво; было такое ощущение, будто в этих незнакомых словах безусловно таится какой-то смысл. Я нахмурилась. — Это аританский язык, — пояснил он. — На этом языке в наших краях говорили когда-то очень давно. Это древний язык всего нашего мира. От аританского произошел и тот язык, на котором теперь говорят в Ансуле, и многие другие. Некоторые из его слов, кстати, не так уж и сильно изменились. Посмотри-ка вот сюда, например. Или вот сюда. Ну, как? — И я вдруг поняла, что слова, на которые он указывал, отчасти мне знакомы.
— А я смогу выучить этот язык? — спросила я. Он бросил на меня взгляд, который я часто у него замечала: неторопливый, полный терпения, оценивающий, одобряющий. И сказал:
— Сможешь.
И я начала изучать древний аританский язык почти одновременно с тем, как стала читать «Чамбан» на своем родном языке.
Мы, конечно, не могли выносить книги из тайной комнаты. Это грозило опасностью и нам самим, и всем в Галваманде. В дом, где обнаруживали книгу, тут же являлись жрецы в красных шапках и приводили с собой солдат. До самой книги они, разумеется, даже не дотрагивались, ибо все книги считались творениями дьявола; они заставляли рабов относить книги на берег канала или моря и, привязав к ним камни, чтоб не всплыли, бросать их в воду. Точно так же поступали и с людьми, у которых эту книгу обнаружили. Альды никогда не сжигали ни книги, ни людей, эти книги читавших. Дело в том, что своего главного бога, Аттха, альды называют еще Испепеляющим Богом, и для них смерть в огне — смерть возвышенная, они считают ее величайшей наградой. Так что книги и людей они попросту топили или отводили их в болотистые низины на берегу моря и загоняли лопатами или кольями в жидкую грязь, а потом забрасывали ею и затаптывали, пока люди не задыхались.
И все же люди часто приносили в Галваманд книги — ночью, тайком. Хотя о тайнике никто из них не знал; о нем не знали даже те, кто всю жизнь прожил в этом доме. Но далеко за пределами нашего города многим было известно, что книги нужно нести именно к Султеру Галва, Главному Хранителю Дорог Ансула, потому что держать их у себя опасно, а у него, в Доме Оракула, они как раз будут в целости и сохранности.
Никто из нас, живущих в Галваманде, никогда не входил к Лорду-Хранителю без стука, не дождавшись его ответа; впрочем, теперь, когда он уже не был так сильно болен, мы его попусту не беспокоили и просто уходили, если на стук в дверь он не откликался.
Иста и Соста, например, никогда его не спрашивали, чем он занимался весь день, где и как провел время. Они, по-моему, были уверены, что его всегда можно найти либо в его покоях, либо где-нибудь в доме. Галваманд ведь такой огромный, что человеку там и потеряться ничего не стоит! А из дома Лорд- Хранитель никогда не выходил, ему и один квартал на своих искалеченных ногах пройти было бы трудно; люди сами приходили к нему, и очень даже часто. И он часами беседовал с ними в дальней галерее или, особенно летом, в одном из прохладных внутренних двориков. Люди приходили и уходили тихо, незаметно, в любое время дня и ночи, стараясь не привлекать к себе внимания и пользуясь в основном дверями в задней части дома, где никто не жил и где полуразрушенные комнаты давно уже стояли пустые.
Если люди приходили к нам днем, я подавала им воду или чай, если, конечно, чай у нас имелся, и порой мне разрешалось тоже остаться и послушать. Кое-кого из этих людей я знала с рождения: например, Дезака Сундраманского или обитателей четырех наших Главных Домов. Особенно часто приходили представители семейства Кам из Камманда и Пер Актамо. Когда Ансул захватили альды, Перу было лет десять или двенадцать. Все обитатели Актаманда вступили с ними в бой, сражаясь не на жизнь, а на смерть, но дом все же был взят, и всех мужчин альды убили, а женщин забрали в рабство. Спастись сумел только Пер — он целых три дня прятался в сухом колодце во дворе. И теперь жил, как и мы, вместе с несколькими слугами в полуразрушенном доме. Ко мне Пер Актамо всегда относился очень хорошо, любил пошутить и вообще был значительно моложе тех, кто обычно приходил к Лорду-Хранителю. Я всегда радовалась, когда он приходил к нам. А самым неприятным из гостей был Дезак; он единственный из всех не скрывал того, что ему неприятно мое присутствие, и открыто говорил, что нечего девчонке торчать там и подслушивать, о чем говорят взрослые люди.
Впрочем, у Лорда-Хранителя бывали и совершенно незнакомые мне люди, в основном купцы и всякие торговцы; кое у кого из них даже сохранилась вполне приличная одежда. Довольно часто, правда, в доме появлялись и те, кто долгое время провел в пути, — по их виду сразу можно было догадаться об этом; я знала, что это гости из других городов Ансула и кое-кого из них прислали, возможно, другие Хранители Дорог. А зимой, когда темнеть начинало рано, к нам порой прибегали и женщины, хотя женщинам ходить в одиночку по городу было особенно опасно. Чаще других приходила одна старуха с длинными седыми волосами; по-моему, она была чуточку не в своем уме, но наш Лорд-Хранитель здоровался с ней всегда очень почтительно и приветливо. Эта старуха часто приносила книги, но я и до сих пор не знаю, как ее звали. Надо сказать, что почти все те, кто прибывал в столицу из других городов, тоже приносили с собой книги, спрятав их под одеждой или в узелке с провизией. И когда Лорд-Хранитель узнал, что я умею открывать дверь в тайную комнату, то стал сразу передавать эти книги мне, чтобы я их туда относила.
Сам он посещал тайную комнату в основном по ночам, именно поэтому мы с ним там прежде никогда и не встречались. Я-то бывала там, в общем, нечасто, а уж ночью и вовсе ни разу. Спала я в передней части дома, в одной комнате с Истой и Состой, и не могла ночью просто встать и исчезнуть. Ну а днем у меня работы хватало; я ведь должна была и Исте с уборкой помочь, и всех наших домашних богов благословить, и вытереть пыль в алтарях, и продукты на рынке купить. Ходить на рынок мне нравилось больше всего, да и торговаться я умела отлично — куда лучше, чем Соста.
Кроме того, Иста вечно боялась отпускать Состу из дома; ей казалось, что если та будет ходить по городу одна, то непременно встретится на улице с альдами, которые ее, конечно же, схватят и изнасилуют. А за меня она не тревожилась; говорила, что на меня альды даже и не посмотрят. Этим она хотела сказать, что им, конечно же, придется не по вкусу мое худое бледное лицо и кудрявые, как у барашка, волосы, почти такие же, как и у них самих. Она была уверена, что альдам куда больше нравятся ансульские девушки с округлыми лицами, смуглой кожей и гладкими черными волосами, как у Состы, и все повторяла: «Тебе здорово повезло, что ты так выглядишь!» К тому же я очень долго оставалась маленькой и щуплой, и это действительно оказалось очень кстати. По приказу ганда, главного начальника всех альдов, женщинам разрешалось ходить на рынок или просто по улицам города только в сопровождении мужчин. Если женщина шла одна, она считалась шлюхой, дьявольским отродьем и коварной искусительницей, и любой солдат запросто мог ее изнасиловать, сделать своей рабыней или даже убить. А вот старух альды женщинами явно не считали и на детей, в том числе и девочек, тоже особого внимания не обращали, хотя и не всегда. Так что по рынкам ходили и торговались с продавцами в основном старухи и дети, причем многие из этих детей были, как и я, «осадным отродьем», полукровками. И девочек, отправляя на рынок, обычно одевали, как мальчишек.
Денег у нас было немного; только те, что в незапамятные времена припрятал один из наших предков, закопав в лесочке за домом. На Ансул тогда напала целая флотилия пиратских кораблей, но пиратов удалось прогнать. Однако деньги — «счастливую заначку», как называл их Лорд-Хранитель, — решили так и оставить на всякий случай. Вот на них мы теперь и существовали. Так что на рынках мне приходилось вовсю торговаться, а это, как известно, требует не только умения, но и времени. Много времени уходило также и на уход за алтарями домашних богов, и на принесение богам и теням предков ежедневных даров, и на уборку дома. Иста и сама вставала чуть свет, чтобы испечь хлеб. В общем, единственным временем суток, когда я могла спокойно ходить в тайную комнату, ни у кого не вызывая вопросов и ненужного любопытства, оказалась ночь, когда все спят. В итоге мне пришлось сказать Исте, что теперь я буду спать в комнате моей матери, находившейся рядом с нашей общей спальней, в том же коридоре, и намерена перетащить туда свою постель. Иста возражать не стала. Обе они, и она, и Соста, едва перемыв после ужина посуду, тут же заваливались спать и начинали дружно храпеть; вряд ли они заметили бы, что меня в моей комнате нет. Так что каждую ночь я потихоньку выходила оттуда, на цыпочках пробиралась по коридорам огромного дома, открывала потайную дверь и садилась за книги. А мой дорогой друг и учитель давал мне уроки аританского
