На два лагеря раскололся мир решительно и бесповоротно: лагерь империализма и лагерь социализма.
Там, в
Здесь, в
Борьба этих двух лагерей составляет ось всей современной жизни, она наполняет все содержание нынешней внутренней и внешней политики деятелей старого и нового мира.
Эстляндия и Литва, Украина и Крым, Туркестан и Сибирь, Польша и Кавказ, наконец, сама Россия — не самоцели, а лишь арена борьбы, смертельной борьбы двух сил: империализма, стремящегося укрепить ярмо рабства, и социализма, борющегося за освобождение от рабства.
Сила империализма — в темноте народных масс, обогащающих своих хозяев и кующих себе цепи угнетения. Но темнота масс — вещь преходящая, имеющая тенденцию неизбежно улетучиться с течением времени, с ростом недовольства масс, с распространением революционного движения. Капиталы империалистов… но кому не известно, что капиталы бессильны перед неизбежным? Именно поэтому господство империализма недолговечно, непрочно.
Слабость империализма — в его бессилии ликвидировать войну
Нужно ли говорить, что все это расширяет базу революции, расшатывает основы империализма и ускоряет неизбежную катастрофу?
Три месяца назад империализм, упоенный победой, бряцал оружием, грозя наводнить Россию полчищами своей армии. Советская Россия, “убогая”, “дикая”, — разве она устоит против “дисциплинированной” армии англо-французов, сломивших “даже” германцев с их прославленной техникой? Так думали они. Но они упустили из виду “мелочь”, они не учли, что мир, хотя бы и “похабный”, неизбежно подорвет “дисциплину” армии, подымет ее против новой войны, а безработица и дороговизна жизни неизбежно усилят революционное движение рабочих против своих империалистов.
И что же? “Дисциплинированная” армия оказалась непригодной для интервенции: она заболела неизбежной болезнью, — разложением. Хваленый “гражданский мир” и “порядок” превратились в свою противоположность, в гражданскую войну. Наскоро испеченные буржуазные “правительства” на окраинах России оказались мыльными пузырями, непригодными для прикрытия интервенции, преследующей цели, конечно (конечно!), “гуманности” и “цивилизации”. Что же касается Советской России, то ее не только не закидали шапками, но даже сочли нужным отступить немножечко, пригласив ее на “совещание”, на Принцевы острова.[58] Ибо успехи Красной Армии, появление новых национальных советских республик, заражающих духом революции соседние страны, рост революции на Западе и появление рабоче-солдатских советов в странах Антанты не могли не действовать более чем убедительно. Более того. Дело дошло даже до того, что “непримиримый” Клемансо, вчера еще отказывавший в паспортах на Бернскую конференцию[59] и готовившийся проглотить “анархическую” Россию, теперь, несколько помятый революцией, не отказывается воспользоваться услугами честного “марксистского” маклера, старика Каутского, посылая его в Россию для переговоров… то бишь, для “исследования”.
Не правда ли:
Вся эта перемена произошла за какие-нибудь три месяца.
Мы имеем все основания утверждать, что дальнейшее развитие пойдет в том же направлении, ибо нужно признать, что в переживаемый ныне момент “бурь и невзгод” Россия —
На два непримиримых лагеря раскололся мир: лагерь империализма и лагерь социализма. Издыхающий империализм хватается за последнее средство, за “Лигу наций”, стараясь спасти положение путем сплочения в единый союз грабителей всех стран. Но тщетны его усилия, ибо обстановка и время работают против него, за социализм. Волны социалистической революции неудержимо растут, осаждая твердыни империализма. Их рокот отдается в странах угнетенного Востока. Почва под ногами империализма загорается. Империализм обречен на неминуемую гибель.
Наши задачи на Востоке
С продвижением Красной Армии на восток и открытием дороги на Туркестан перед нами встает ряд новых задач.
Население востока России не представляет ни единообразия центральных губерний, облегчившего дело социалистического строительства, ни культурной зрелости западных и южных окраин, давшей возможность быстро и безболезненно облечь Советскую власть в соответствующие национальные формы. В противоположность этим окраинам и центру России, восточные окраины: татары и башкиры, киргизы и узбеки, туркмены и таджики, наконец, целый ряд других этнографических образований (около 30 миллионов населения) представляют богатейшее разнообразие отсталых в культурном отношении народов, либо не вышедших еще из средневековья, либо недавно только вступивших в область капиталистического развития.
Это обстоятельство, несомненно, осложняет и несколько затрудняет задачи Советской власти на Востоке.
К осложнениям чисто внутреннего бытового характера прибавляются осложнения “исторического” характера, привнесенные, так сказать, извне. Мы имеем в виду империалистическую политику царского правительства, направленную на удушение народов Востока, алчность и ненасытность русского купца, чувствовавшего себя хозяином восточных окраин и, наконец, иезуитскую политику русского попа, всеми правдами и неправдами старавшегося втащить в лоно православия мусульманские народности, — обстоятельства, создавшие у восточных народностей чувство недоверия и озлобления ко всему русскому.