поддержкой на случай нашего прихода к власти, возник значительно раньше, а именно в 1930–1931 годах”. Вы подтверждаете это?
Рыков. Да.
Вышинский. Оглашаю дальше: “Общая формула, на которой мы тогда сошлись, сводилась к тому, что в переговорах с поляками, связь с которыми через Червякова уже к тому времени была установлена, мы пойдем на отторжение от СССР Белорусской советской республики”. Верно? С кем вы обсуждали этот вопрос?
Рыков. Я это обсуждал с Голодедом и Червяковым, они были в курсе дела.
Вышинский. Они были в курсе дела. А Бухарин был в курсе дела?
Рыков. Да.
Вышинский. Подсудимый Бухарин, вы знали обо всем этом?
Бухарин. В 1930 году не могло стоять такого вопроса, Гитлер к этому времени еще не был у власти.
Вышинский. В 1930-31 годах были у вас разговоры с Рыковым и Томским?
Бухарин. Я не помню этого.
Вышинский. Не помните? Подсудимый Рыков, что вы скажете?
Рыков. Первое сообщение об этом было сделано Томским, он сослался на Червякова, который был у него на даче. И тогда, по сообщению Томского, мы втроем обсуждали этот вопрос и это предложение о контакте с контрреволюционной белорусской организацией приняли. Во всяком случае, это было в присутствии Бухарина.
Вышинский. Так как это было в присутствии Бухарина, значит Бухарин это знал.
Разрешите обратиться к Шаранговичу, одному из руководителей белорусской подпольной организации заговорщиков. Что вы по этому поводу скажете, подсудимый Шарангович?
Шарангович. И Голодед, и Червяков об этой установке информировали нашу организацию, как о совершившемся факте. Причем я должен сказать, что в разговорах относительно этой установки Томский никогда не фигурировал, речь шла о Рыкове и Бухарине. При этом Червяков имел несколько разговоров с Бухариным, и он после разговоров не только меня информировал, но информировал на совещании центра нашу организацию со ссылками на Бухарина и Рыкова.
Вышинский. Следующий абзац ответа Рыкова, лист дела 120: “Червяков развернул в Белоруссии чрезвычайно активную деятельность. В своих взаимоотношениях с поляками он и связанные с ним по нелегальной деятельности сделали все практические выводы из этой нашей директивы”. Вы это подтверждаете, Рыков?
Рыков. Конечно.
Вышинский. Следовательно, Червяков и люди, связанные с вами, имели систематическую связь с поляками?
Рыков. Да.
Вышинский. Какая это связь?
Рыков. Там была и шпионская связь.
Вышинский. Шпионская связь в части вашей организации имелась с поляками по вашей директиве?
Рыков. Конечно.
Вышинский. В том числе и Бухарина?
Рыков. Конечно.
Вышинский. Вы и Бухарин были обязаны?
Рыков. Безусловно.
Вышинский. Значит вы были шпионами?
(Рыков молчит).
Вышинский. И организаторами шпионажа?
Рыков. Я ничем не лучше шпиона.
Вышинский. Вы были организаторами шпионажа, были шпионами?
Рыков. Можно сказать, — да.
Вышинский. Подсудимый Бухарин, вы признаете себя виновными в шпионаже?
Бухарин. Я не признаю.
Вышинский. А Рыков что говорит, а Шарангович что говорит? Вы интересовались шпионскими делами?
Бухарин. Я об этом роде деятельности не получал никаких информаций.
Вышинский. Вам незачем делать постное лицо, подсудимый Бухарин, и нужно признаться в том, что есть. А есть вот что: у вас имелась группа ваших сообщников, заговорщиков в Белоруссии, возглавляемая Голодедом, Червяковым, Шаранговичем. Правильно, Шарангович?
Шарангович. Правильно.
Вышинский. И по директиве Бухарина и Рыкова, под их руководством вы связались с польской разведкой и польским генштабом? Правильно, Шарангович?
Шарангович. Совершенно правильно.
Вышинский. Следовательно, кто был организатором шпионажа, которым вы занимались?
Шарангович. Рыков, Бухарин.
Вышинский. Значит, они были шпионами, так же как…
Шарангович. Как и я сам.
Вышинский (к Рыкову). Подсудимый Рыков, в 1932 году Гололед вам рассказывал, что все сколько-нибудь крупные назначения людей на руководящие посты в Белоруссии предварительно согласовывались с польской разведкой?
Рыков. Да.
Вышинский. Бухарин об этом знал?
Рыков. Этого я не могу сказать.
Вышинский. Не знаете? Не хотите выдавать дружка? Считаете ли вы, что было бы естественно тому же Гололеду иметь разговор с Бухариным по этому вопросу или же они должны были конспирировать это от Бухарина?
Рыков. Я думаю, что, естественно, он говорил с Бухариным, но о чем они говорили, мне не известно.
Вышинский. Насчет изменнической деятельности польского шпиона Ульянова вам известно?
Рыков. Мне известно.
Вышинский. Бухарин об этом знал?
Рыков. Я не знаю.
Вышинский. Насчет изменнической деятельности польского шпиона Бенека Вам известно?
Рыков. Мне известно.
Вышинский. Бухарину известно?
Рыков. Не знаю.
Вышинский. Разрешите тогда, товарищ Председатель, прочитать лист дела 127, где содержится вопрос Рыкову и его ответ: “Вопрос: В отношении осведомленности и руководства деятельностью вашей организации в Белоруссии вы все время говорите почти исключительно о себе. А какова была роль остальных членов центра? Ответ: То, что я здесь показал…” А вы здесь показали о Бенеке, об Ульянове, о директиве поляков о подрыве обороноспособности, о назначении с ведома польской разведки должностных лиц — это вы показали… “То, что я здесь показал,
