— Напрасно, — отозвался Лайцен. Он не хотел вмешиваться в распоряжения командира, но должен был сказать: — Здесь далеко мины… Полторы мили от берега. А мы по прокладке под самой косой.
— Проносит!
— Видите! — заволновался командир. — Здесь по карте пятнадцать футов, а у него проносит. Может, прямо на них идем. Еще десять вправо!
Васька старался не слушать, но слышал и холодел. Мины! Он вспомнил их такими, какими видел на заградителе, — тяжелыми, с рогами и опасными. С ними обращались бережно и возле них не курили. Но здесь они были еще страшнее.
— Проносит!
Может, и вправду пронесет? Васька заставил себя смотреть. Смотреть до боли в глазах, смотреть что есть силы в тусклое, сжатое немеющими пальцами поле бинокля.
— Какая-то чепуха! — совсем близко пробормотал Лайцен. Его смуглое слабо освещенное лицо висело в темноте над компасом, и глаза от компасной лампочки по-волчьему отсвечивали красным. — Курс двести тридцать. На берег прем, товарищ.
— Компас, — дрожащим голосом отозвался командир. — Я не знаю… он, может быть, врет.
— Проносит, — снова пожаловался лотовый, и сразу весь корпус канлодки задрожал. Короткие толчки сменились шипением и мягкой качкой, потом тишиной. Даже машина стала.
— Мы сидим, — сказал Лайцен.
— Невозможно, — не поверил командир, — если лот проносит… Наша осадка семь футов… Что же делать? — И сбежал с мостика.
Он был совершенно растерян, он должен был сам увидеть, что делается на баке.
— Хорош! — сказал все время молчавший комиссар Баклан.
— Непривычный человек, — пожал плечами Лайцен. — Военного дела не понимает.
На баке вспыхнул электрический фонарь. Быстрым пятном он скользнул по воде и остановился. На серой волне колыхался плававший лот.
— Этого не может быть! — удивился Лайцен. — Он не должен плавать. Он свинцовый.
— Сволочь! — вдруг вскрикнул командир, и вся палуба как по команде зашевелилась. Темные люди стали появляться из-под брезентов и орудийных чехлов.
— Поганая сволочь! — продолжал командир. — Это же не лот, а деревянная колотушка! Бросательный конец, а не лот!
— Непонятно, — пробормотал Лайцен. — На лине слабина, а ему кажется, что проносит. Почему?
Внизу кто-то спросонья выругался. Другой захохотал, но сразу замолк.
— Прожектор!
Слева из моря вытянулся тусклый луч. Прошел над головами, замигал и исчез. Потом снова возник где-то наверху, вздрогнул и упал в воду.
Своих судов в море не было, свои суда прожекторов не имели — значит, неприятель. Значит, гибель, потому что корабль сидит на мели.
— Боевая тревога! — закричал командир. — Все наверх! Все по местам!
— Ишь напорол! — ужаснулся комиссар.
— Такой команды нет, — согласился Лайцен. — Теперь будет непорядок.
Внизу топотали ноги и щелкали неизвестно зачем появившиеся винтовки. Носовое орудие установилось на прожектор, а среднее — почти на мостик.
Это уже не был непорядок, это была паника. Лайцен перегнулся через поручень:
— На баке, потушить фонарь!
Фонарь потух, и сразу же на палубе стало тише.
— Товарищи… — заговорил Лайцен. Голос его звучал размеренно и спокойно. Он без напряжения перекрывал всю канлодку до самого полубака. — Этот прожектор не представляет опасности. Он просто прожектор Красной Армии на мысе Сазальник. А у нас не военный корабль, а плавучее заведение. — И так же ровно добавил: — Товарищ командир, дайте отбой тревоги… Наводчикам поставить орудия по положению.
Командир вернулся на мостик тихим и сконфуженным, команда разошлась. Ей тоже было неловко.
— Давайте сниматься, — предложил Лайцен, и командир покорно стал к телеграфу. Попробовали дать задний ход, но отказались: винты задевали о грунт. Попробовали шестом обмерять глубины, и вышло: шесть футов кругом, а под носом — пять.
— Товарищи, что же делать? Подождем? — спросил командир. Всем своим видом и всем своим голосом он извинялся. Распоряжаться без ведома товарищей Лайцена и комиссара он больше не собирался и в этом хотел их уверить.
— Ладно, подождем, — подтвердил Лайцен. — Утром нас увидит буксир, который стоит у дежурной плавучей батареи. Утром будем сниматься.
— Есть, — ответил командир. — Разрешите…
— Силуэт с левого борта, — вмешался Васька. Сердце его яростно колотилось, но он старался говорить, как Лайцен.
Слева в темноте, качаясь, скользило низкое черное тело. Сразу отсверкали пять длинных вспышек и три коротких.
— Ноль, слово, — прочел Васька. — Наш опознавательный. Свои.
— Ответь, — распорядился Лайцен.
Васька поставил аккумуляторный фонарь на поручень и ответил. Отвечал он больше для порядка. Из темноты уже доносился измененный мегафоном голос:
— На «Интере»!
— Есть на «Интере»! — откликнулся Лайцен.
Силуэт подошел почти вплотную и оказался истребителем. Только тогда командир понял, что не успел испугаться. Понял и шумно вздохнул.
— Почему вы под берегом? — спросил истребитель.
— Сидим, — объяснил Лайцен. — Кто говорит?
— Истребитель «Смелый». Командир Ситников. Флот в полном составе выходит за косу…
— Передайте комфлоту: своими силами сняться не можем.
Истребитель вдруг дал ход.
— Есть!.. Вас все равно оставляли у косы.
Флот выходил в открытое море, флот шел на врага, и истребители были впереди. Васька не вытерпел:
— Ситников! Возьми!
Но Ситников не ответил. Его больше не было. Ни его, ни «Смелого». Была сплошная чернота.
— Эх! — сказал Васька.
Глава четвертая
Носовой кубрик «Смелого» до отказа был набит мешками с нехитрой провизией, ящиками пулеметных лент, кисло пахнущим мокрым дождевым платьем и уставшими за поход, насквозь промокшими людьми. Тяжелый табачный дым тучей качался под подволоком, узкими струями тянулся к открытым иллюминаторам. Комиссар Дымов говорил:
— Таганрогский залив, значит, наш. Перегорожен от Белосарайки и до самой Долгой минным заграждением и батареями. Охраняется всей нашей морской силой, Верно?
— Верно, — согласился Васька, только что вернувшийся с «III Интернационала». От сложных запахов кубрика ему хотелось чихать, но он сдерживался, — комиссар говорил об интересном.
— Значит, мы можем по нем производить какие хочешь перевозки. К примеру, хлеб из Ейска сюда возить, — и, разъяснив все преимущества владения морем, Дымов закончил: — Флотилии тоже лафа: ни тебе нечаянного нападения с моря, ни тебе прорыва в наш тыл. Сиди, значит, смирно и достраивай корабли.
