сплюнув, и повернулся к Безенцову:
— Подвези сколько можно. Мне тоже сигать пора.
Он спрыгнул с носа на шестифутовую глубину как был, во всем кожаном, и, высоко подняв над головой наган в кобуре, побрел к берегу.
— Серьезный мужчина, — сказал Безенцов.
— За что только такая фамилия ему дадена! — удивился Суслов.
— Для обмана, — решил Совчук.
Начальник дивизии был старым рабочим и старым коммунистом. Веселостью он действительно не отличался, зато качеств, необходимых для командования отчаянным предприятием, у него хватало.
Высадка продолжалась весь день. Шли шлюпки с бойцами и пулеметами, с ящиками патронов и пулеметных лент, потом с самоварами и вещевыми чемоданами, потом даже с женами и детьми, кое-каким скотом и курами. Дивизия высаживалась в полном своем составе, со всем своим имуществом.
— Так злее драться будут, — пояснил Совчук, и не ошибся; дивизия дралась яростно.
Весь день разгружались транспорты. На связанных парами баркасах шли полевые трехдюймовки, зарядные ящики и походные кухни, Все новые и новые части выстраивались на берегу. Высадка могла закончиться не раньше глубокой ночи, а противник уже начал подавать признаки жизни: с правого фланга был редкий винтовочный огонь. Оставив «Прочного» для связи, Безенцов на «Смелом» ушел с докладом к командующему; к стоящей в отдалении флотилии. Полчаса спустя Ситников выключил моторы. Истребитель затрясся от холостого хода и, медленно переползая по длинной волне, подошел к борту «Буденного».
Командующий пил чай на крыле мостика. Комиссар флотилии расхаживал взад и вперед, заложив руки за спину. Весь день по радио переговаривались чужие голоса. Белые ходили где-то рядом, и на флагманском корабле красных было неспокойно.
— Так, — сказал командующий, выслушав Безенцова, — так, — и поставил свою кружку на ящик для карт.
Задержка высадки могла стать гибелью, но рассуждать об этом не стоило. Рассуждения не помогают.
Комиссар резко остановился:
— Чего вола крутить? Вели бы баржи прямо к берегу.
— Все равно, — покачал головой, командующий. — Слишком глубоко сидят… Кстати, баржи тоже следует беречь.
С этим спорить не приходилось. Транспортный отряд был собран из последних плавучих средств красного Азовского моря. Их, конечно, следовало беречь. Комиссар повернулся и зашагал дальше.
— Свету осталось часа на два, — негромко сказал Ситников, и командующий с мостика кивнул ему головой. Только два часа были опасными. Ночью белые могли ходить сколько им нравилось. Ночью все равно много не высмотришь.
— Два часа, — повторил командующий. Ему хотелось думать, что неприятель опоздает и высадка успеет закончиться, но в голову лезли мысли самого неладного свойства. Белые не могли не знать о положении красных и должны были прийти. Флотилия была не готова к серьезному бою.
С рулевой рубки по трапу сбежал красный флаг-секретарь.
— Сигнал на «Знамени»! — и бросился к сигнальной книге, но сигнальщик наверху увидел то же, что чуть раньше увидели со «Знамени социализма».
— Дым на норд-весте.
— Так, — заметил командующий и запил свое замечание остывшим чаем.
Дым становился все чернее и выше. Потом за дымом встала тонкая мачта, а за мачтой постепенно поднялся весь корабль — высокий, с длинной трубой, определенно канлодка. Командующий сидел неподвижно, не выпуская кружки из рук. Над ним стоял такой же неподвижный комиссар.
— Прохлаждается комфлот, — прошептал Суслов, но стоявший рядом с ним Ситников не обернулся. Он не отрываясь смотрел на появившиеся за кормой неприятельской канлодки новые дымы. Их было пять штук.
— Товарищ флаг, — сказал командующий. — Поднимите «Сниматься с якоря» и прикажите зарядить чайник кипятком.
— Есть, — ответил флаг-секретарь, пятясь к трапу.
— Так все прочайничаем, — продолжал шептать Суслов, но Ситников положил ему руку на плечо.
— Ступай к носовым! — И сразу же скомандовал: — Отдать концы!
Флотилия снялась и построилась в боевой порядок: кильватерная колонна канлодок, с ее нестреляющего борта — дивизион сторожевиков и истребители. Теперь белые суда были отчетливы: одна канлодка, за ней еще четыре, а за ними длинный и низкий корпус с четырьмя трубами.
— Это кто у них в хвосте? — не понял Васька. Безенцов усмехнулся:
— Миноносец. Наворачивает узлов двадцать пять и, когда хочет, стреляет минами.
О самодвижущихся минах Васька наслышался. Это были стальные «рыбы» с шестипудовым зарядом тротила. Такая стукнет — ничего не останется.
— У наших красавцев парадный ход четыре узла, — продолжал Безенцов. Отличная мишень для стрельбы минами. Попасть проще, чем промазать.
— Рано толкуете, — отозвался Ситников. — До атаки далеко. Его тоже крыть будут.
Безенцов пожал плечами и поднял бинокль. Теперь белая колонна сомкнулась и имела очень внушительный вид: большие, тяжелые корабли и точная дистанция между ними. Они заметно приближались.
— Не понимаю комфлота, — забеспокоился Безенцов. — Разве можно с нашим барахлом идти на сближение? Ведь разобьют.
— Сволочь, — еле слышно пробормотал Скаржинский. — Бывший. Панику нагоняет.
— Комфлот такой же бывший, — ответил Суслов. — Верно, что нельзя лезть.
Он был смертельно напуган. Даже губы его посерели.
Ваську охватил холод. Чтобы не задрожать, он обеими руками стиснул поручень. Не похоже на Безенцова трусить, как Яшка Суслов. Может, правильно сказал Скаржинский: нарочно панику нагоняет? А может, верно, что комфлот бывший офицер и ведет на гибель? Кому верить, если своих командиров нет?
Безенцов беспокоился все больше и больше:
— Что он делает? Уходить надо, пока не поздно.
— Десант свой, что ли, бросать, товарищ командир? — резко спросил Совчук.
Наступила тишина. Было слышно, как на канлодках свистали боевую тревогу. С «Буденного» передали семафором: «Прицел семьдесят восемь». Длинные тела орудий развернулись и поднялись вверх. Флотилия приготовилась отвечать за свой десант.
— Сейчас начнется, — сказал Безенцов.
— Запросто, — ответил Ситников. Оглядел притихшую команду и добавил: Между прочим, товарищи, наша «Революция», даром что баржа, одного такого отшила.
— Не сдадим, — поддержал Совчук и вдруг оживился: — Гляньте, братки, они на закат вылезли. Нас от них еле видать, а они нам — что твоя картинка. В два счета раздолбаем!
— Как миленьких! — обрадовался Савша.
Противник четырьмя силуэтами стоял на золотом небе, а противоположная сторона горизонта была серой и тусклой. Лучше и придумать нельзя было, но «Буденный» неожиданно увалился влево.
— Куда поворачиваем? — возмущался Безенцов. — Сближаться надо, а он удирает. Что он делает?
— Продает! — закричал Суслов, чтобы пересилить свой испуг.
— Сиди, — остановил его Ситников. — Завтра наговоришься. Командующий должен верно поступать.
— Должен! — не унимался Суслов. — А если продает?
— За тем смотрит комиссар. Еще будешь кричать — пристрелю.
Снова наступила тишина. На головном неприятеле поднялся какой-то сигнал. В бинокль отчетливо были видны черные квадраты и треугольники флагов. Потом весь отряд повернул и пошел на пересечку
