– А ты Софья стала еще красивей, чем прежде. И куда вся эта грязь подевалась?.. – Он обвел комнату рукой, имея в виду весь дворец. – При помощи мыла и воды ты сотворила чудеса. Но, ни мыло, ни воду нельзя превратить в золото.
– Тебя это беспокоит? – тихо и нежно спросила Софья. – Я думала, ты перестал думать о том, что станет с домом Мендоза?
– Перестал, – признался он. – Пока…
– Что «пока»?
– Пока ты мне не сказала, что после Пабло остался сын и пока я не познакомился с Рафаэлем. Софья, он очень хороший мальчик. После этого мне стало не по себе, что-то вроде стыда.
– Из-за того, что ему нечего будет получить в наследство?
– Да, из-за этого.
– Ах, Роберт. Вот поэтому я и хочу сделать так, чтобы он получил его.
– Ничего не получится. У тебя нет капитала, – снова запел свою старую песню Роберт. – Мы не имеем права ни на золото, ни на серебро, приходящее из колоний. Я передал все права на них. А без этого дом Мендоза – банкрот.
– Не совсем. Ведь осталась еще земля, Роберт? И твои виноградники в Хересе. Повсюду в Андалузии возрождается виноделие, войны же уже нет.
Прищурившись, он пристально смотрел на нее.
– Тебе удалось разобраться во всем этом? – Он сделал жест в сторону полок, забитых гроссбухами и другими документами.
– Ну, не во всем, но во многом. Ведь было же время, когда шерри составляло более половины годового дохода дома Мендозы, – напомнила она ему.
– Это было еще при царе-горохе, когда сравнительно небольшой доход означал большие возможности. А в нынешние времена давно уже не так, Софья. Возродить дом Мендоза с помощью торговли вином – пустая затея. Даже в том случае, если Англия настолько разбогатеет, что сможет опять ввозить вина столько, сколько ввозила обычно. И если Веллингтон вышвырнет Наполеона из Европы и торговля между Англией и Испанией начнет снова процветать, – даже в этом случае этого не хватит.
Софью раздирали противоречивые чувства. С одной стороны она испытывала восторг, когда слушала его, – теперь это был почти тот, прежний Роберт, с другой стороны он говорил ужасные вещи, которые ее всерьез беспокоили. Софье удалось изобразить на лице подобие улыбки.
– Но это же лишь начало, Роберт. Начать же мы в состоянии. Ради блага Рафи, – добавила она.
Роберт поколебавшись немного кивнул.
– Ради блага Рафи, я думаю, можем.
В конце октября Роберт собрался в Херес. Боже милостивый! Как же он волновался! Почему? Потому, видимо, что считал эту поездку чем-то вроде суда над собой. Он хотел, чтобы вместо него поехала Софья.
– Я не могу, – отказалась она. – При чем здесь я? Такие дела нельзя делать женщине. Это доверять вообще никому нельзя. Отправиться туда должен только ты. Там в Хересе должны убедиться в том, что Мендоза живы и в полном здравии.
Он понимал, что она была права. И теперь трясся в старенькой карете, которую где-то раздобыла Софья, по дороге, ведущей в Херес. Правил лошадьми слуга Софьи Энрике. Она одела его в ливрею дома Мендоза, которую тоже где-то умудрилась отыскать. Вместе с ними ехал и Тито, которого Роберт взял к себе в лакеи. Несмотря на царившую повсюду атмосферу возвращения людей к нормальной жизни, Роберт чувствовал себя не в своей тарелке. Его не покидала мысль, что в Хересе над ним состоится нечто вроде суда и суд вершить будет он сам. Сам будет и подсудимым и его обвинителем. А приговор, который он себе вынесет, поставит последнюю точку в решении вопроса, кто он есть: живой нормальный человек или ходячий труп.
Роберт был ошарашен открывшимся перед ним миром. Прозябая семь лет в своем дворце, он, конечно же, в какой-то мере одичал. Да и сейчас в карете он сидел молча, с закрытыми глазами, с опущенными на окнах шторами. Когда он, в конце концов, набрался мужества и поднял их, то увидел сменявшие друг друга мирные цветущие пейзажи Андалузии. Хотя осень уже вступала в свои права, вокруг все было зеленым.
– Гм… Все выглядит так, как и раньше, – недоуменно бормотал он. – Мне казалось, что солдаты…
– Здесь было не очень много боев, дон Роберт. Земля пострадала от запустения, потому, что многие крестьяне ушли к герильеро, – пояснил ему Энрике. – Так что раны здесь зажили довольно быстро.
Роберт кивнул, шире раздвинул занавески и дал волю своим глазам. Он понял, что его возвращение к прежней жизни вошло в новую стадию.
Через четыре дня они добрались до Хереса, где располагались бодеги и виноградники дома Мендоза, лежащие на высоких меловых взгорьях, окружавших город.
– Давай туда, к этому зданию, вот там, – сказал Роберт Энрике.
Главное здание выглядело по-прежнему: крепость, возвышавшаяся над городом, выложенная из желтого камня и фасадом смотревшая на шпили многочисленных церквей. Когда они въехали на небольшую площадку перед главными воротами дома, Энрике натянул поводья. Тито выскочил из кареты и встал у ее двери. Он протянул Роберту руку, желая помочь ему, но идальго на этот жест внимания не обратил. Было три часа пополудни, время сиесты, – никого не было видно и стояла тишина. Доносилось лишь журчание маленького водопада, скрывавшегося за ветвями раскидистого дуба.
Роберт в здание войти не решался. Его трясло, он обливался потом и повинна в этом была не только жара. Что делать дальше? – крутилась в голове у него паническая мысль. Как я вел себя здесь раньше, до того как отстранился от всего? Подойти к дверям и позвонить? Нет, не то. По крайней мере, не следует делать это самому. Раньше он бы послал слугу, тот разбудил бы всех и доложил бы им о приезде хозяина.
