– Вовсе нет. Напротив, мы очень любим говорить об Элене. Она остается частью нашей жизни. Элена была необыкновенной женщиной. Все любили ее.
– Особенно вы, да?
– Особенно я. С того самого момента, как я увидел ее еще пятнадцатилетней девушкой, я был околдован. Это произошло, когда мы были на брачной церемонии в Ла-Сьенега.
Аликс закивала головой:
– Да, в ее второй книге есть описание венчания в этой церкви. Мне очень хотелось бы туда съездить.
– Висенте обязательно отвезет тебя туда. После того, конечно, как ты все здесь закончишь. Это в нескольких милях отсюда, и… но это уже другая история.
Аликс хотелось задать ему так много вопросов. Ей было интересно узнать, почему они не рассказали ей об Элене в ее первый приезд сюда, а теперь ради этого даже задержали ее отъезд. Она была уверена, что многого еще не знает, но пока что не хотела ни о чем больше спрашивать. Как говорится, от добра добра не ищут. Ее допустили в кабинет Камилы, ей разрешили просматривать ее личные бумаги, и пока что этого более чем достаточно. Остальные вопросы можно было задать и позже.
Пока они ужинали, Хуан Карлос, не дожидаясь расспросов, сам принялся рассказывать о своей жене. Аликс было известно, как выглядела Камила – то есть Элена, это надо было запомнить, – по портрету, висевшему в большом зале, но Хуан Карлос мог влить жизнь в этот образ, помочь ей представить Элену живой. Он рассказал ей, каким чувством юмора обладала его жена, об ее внимании к мелочам, об ее отзывчивости. С каждым его словом перед Аликс все живее и яснее представала та Камила, которую она знала из ее книг и писем.
– Но почему ее стиль так резко вдруг изменился? – Аликс полагала, что ответ на этот вопрос, вероятно, содержится в последних дневниках Элены. Может быть, Хуан Карлос даст ключ к разгадке?
Однако он проигнорировал ее вопрос и спросил Аликс, как ей понравилось вино, которое они пили. Явно, хотя и вежливо, уклонился от ответа. Аликс поняла, что надо быть терпеливой, и тогда, может быть, удастся из случайно оброненных фраз узнать правду. А пока что оставалось внимательно вчитываться в каждую строчку дневников.
Она всегда медленно и вдумчиво изучала интересующий ее предмет, по крупице собирая знания о нем. И потом понимала и запоминала очень многое. Но сейчас ей стоило неимоверного труда побороть в себе любопытство и не приняться сразу за последние дневники. Так же трудно было заставить себя удержаться от расспросов Хуана Карлоса.
А он после ужина извинился и сказал:
– Вижу, ты жаждешь продолжить работу. Твои вещи уже отнесли в ту комнату, где ты останавливалась в прошлый раз. Так что чувствуй себя как дома. Можешь остаться здесь на столько, на сколько тебе захочется. – Он подался вперед, взял Аликс за плечи и поцеловал в лоб. – Элена всегда с нетерпением ждала твоих писем. Она очень тебя любила,
Аликс зашла в свою спальню, чтобы взять из сумки папку, и вернулась в кабинет Элены. Здесь было столько всего, что она не знала, с чего начать. С дневников… Нет, с записных книжек.
Она открыла блокнот, лежавший сверху. На первой странице была всего одна фраза: «Я никогда не была бедной, но всегда жила в окружении бедности». Эти слова показались Аликс знакомыми. Ну конечно, ими открывалась первая книга Камилы. Аликс переписала себе эту фразу. В статье для «Ньюсмейкерз» она непременно использует ее. А может быть, и в диссертации тоже.
Следующие два дня прошли словно один час. Аликс перебирала и изучала бумаги, читала записки и переписывала их, прерываясь только для еды и короткой прогулки по двору. Но чем больше она работала, тем яснее становилось, что здесь чего-то не хватает. Она лежала, вытянувшись, на диване, когда ее внезапно осенило:
– Она не писала «Карибское соглашение»! – вскакивая, воскликнула Аликс. Слышать ее мог только старый кот, клубком свернувшийся возле дивана. Аликс подумала, что при жизни Элены это было, наверное, его любимое место. – По крайней мере, не весь роман. – (Кот приоткрыл глаза, покосился на Аликс и, не уловив в ее словах ничего интересного, снова закрыл их.) – Нет, не писала! – воскликнула Аликс, потрепав кота по шерсти. – И я докажу это.
Она подошла к стеллажу и вынула оттуда английский перевод романа. Бесспорно, какие-то отдельные места в нем принадлежали перу Камилы. Но для Аликс теперь стало очевидным: в целом книга написана другим человеком. Во всех произведениях Камилы – а также в записных книжках и дневниках – неизменно присутствовала свойственная ей мягкость. А этот роман был написан в жесткой манере.
Теперь Аликс знала точно, что Камила была только соавтором «Карибского соглашения», а к роману «Смерть Амазонки» либо вообще не имела никакого отношения, либо имела, но очень незначительное. Теперь ей стало ясно, что сбивало ее с толку. Она имела дело не с одним писателем, а с двумя. Но кто второй автор? Аликс подозревала, кто это может быть. И собственное открытие приводило ее в ярость.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Аликс подошла к садовнику, поглощенному обрезкой розового куста. Стараясь скрыть раздражение в голосе, спросила:
– Где молодой сеньор Серрано?
В ответ садовник куда-то махнул рукой в резиновой перчатке. Направившись в ту сторону, Аликс пересекла бывший каретный двор и, пройдя через беседку, вышла к пруду.
Висенте был там. Он лежал на траве у воды и смотрел на кишащих у берега головастиков. Услышав ее шаги, он поднялся.
– Решила подышать свежим воздухом?
– Нет, продолжаю работать, – сказала она. – Но я хотела бы, чтобы ты кое-что прояснил мне. Не хватает нескольких дневников. Трудно поверить, что твоя мать, такой дисциплинированный и методичный человек, внезапно прекратила вести записи. Они обрываются за несколько лет до ее смерти. Остается предположить, что кое-каких дневников недостает.
