Белокурая Клементина, хватившая за ужином немножко через край, уселась на колени к Батьяни, к которому чувствовала особенное пристрастие. Она до того опьянела, что стала насмехаться над герцогом, другие ее не удерживали, а, напротив, присоединились к ее издевательствам, и господин служил им некоторое время интересным предметом для насмешек и злословия.
— Это комната очень красива, — заговорила чернокудрая Колланда, осматривая паркетную залу. — Стены украшены великолепными картинами, изображающими, вероятно, прежних обитателей замка? Посмотрите, господа, на того вон рыцаря с развевающемся султаном на шлеме. Как гордо он стоит в своих латах, точно они и до сих пор могут защитить его от всякого оскорбления и нападения. Как теперь легко справиться с врагом, укрывшимся за таким панцирем. Стоит только сделать так — паф!
В ту же минуту она выхватила из-за лифа маленький, отделанный серебром изящный пистолет и, прицелившись, выстрелила через весь стол, попав в середину картины. Она целилась в сердце рыцаря, но попала в лицо. Тотчас же несколько кавалеров вынули свои пистолеты. Они хотели доказать, что их выстрелы будут верней, чем выстрел графини. И вот начался общий расстрел картины.
— Господа, что за удовольствие стрелять в нарисованный портрет? — возвысил голос Батьяни. — На это у всякого хватит умения. Я предложу вам другое развлечение, друзья мои. Что если я поставлю вам в качестве мишени живого человека? В такую цель вы, наверное, никогда не метили?
— Но это не будет кто-нибудь из ваших слуг? — воскликнула графиня Колланда, которая при одной мысли, что будет стрелять в живую цель, захлопала от радости в ладоши.
— Это не касается моих слуг, — проговорил Батьяни. — Если вы позволите мне удалиться на несколько минут, то вы увидите, господа, что я всегда исполняю то, что обещаю.
Он вышел из залы, но через несколько мгновений снова вернулся. Он вел за руку Антона. Хотя мальчик был бледен и удручен, но казался спокойным.
— Я позволю себе, милостивые государи, представить вам этого молодого человека, — насмешливо заговорил граф, — это сын разбойника Генриха Антона Лейхтвейса. Вы знаете, что герцог отдал мне его на воспитание. Сын разбойника Лейхтвейса должен поступить в армию. Герцог выразился по этому поводу, что отважная кровь отца должна протекать и в жилах сына, так что последний будет храбрым солдатом. Вот теперь мы посмотрим, задрожит ли наш молодой друг, когда над ним засвистят пули. Что, молодец, у тебя, я думаю, уж душа ушла в пятки при одной мысли о том, что ты услышишь выстрелы?
— Замечательный юноша, — пролепетала Клементина и осушила бокал шампанского.
Батьяни поставил мальчика к стене. Каждый из гостей зарядил свой пистолет.
— Кто первый?
— Я предоставляю очередь моим гостям, — любезно объявил Батьяни.
— Ну, в таком случае начну я, — заговорил богач помещик, унаследовавший от отца около девяти больших имений только для того, чтобы быстро промотать их, — первый выстрел будет мой. Даю десять тысяч талеров на роскошный пир, который мы устроим по этому случаю, если я не собью апельсина с его головы.
Помещик пододвинулся на шаг вперед. Батьяни положил апельсин на голову бедного Антона. Последний стоял неподвижно, как истукан. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он с презрением смотрел на негодяев, собиравшихся стрелять в живую мишень. Владелец девяти имений поднял руку с пистолетом. Он прицелился. Раздался выстрел, и одновременно крик боли пронесся по залу.
Облако дыма висело над столом. Апельсин так и остался на голове несчастного мальчика, а помещик стоял с окровавленной правой рукой. Чей-то необыкновенно меткий выстрел раздробил правую кисть ему. Окровавленные, оцепенелые пальцы еще держали пистолет.
— Откуда этот выстрел? — кричал Батьяни. — Ведь не дух же какой-то стрелял?
Раненый тяжело вздохнул и без чувств упал на руки нескольких подоспевших к нему собутыльников. Но кем был произведен этот загадочный выстрел, так и осталось не разъясненным, несмотря на все старания Батьяни. Обойдя двери зала, он убедился, что все они заперты. Ни из одного из окон выстрел не мог вылететь, так как все ставни оказались нетронутыми. В конце концов решили, что выстрелила Клементина, и действительно, в ее пистолете не нашлось пули. Тем временем у гостей прошло желание стрелять в живую цель. Оставшегося без руки помещика, после перевязки, снесли вниз и в экипаже Батьяни отправили домой. О несчастном мальчике все забыли.
— Господа, не будем портить нашего хорошего настроения, — заговорил Батьяни. — Главный пункт нашей программы еще не выполнен. Вы помните, милостивые государи и государыни, что я вам обещал? Мы устраиваем бал в подземном этаже Кровавого замка. До сих пор никто не осмеливался туда спуститься. В стенах, которые до сих пор слышали только вздохи и стоны подвергаемых пытке и голоду, теперь будет раздаваться нежная музыка менуэтов.
— Да, на бал, на бал! — закричали гости, почти совсем уже опьяневшие. — Идем вниз, в подземелье, и там будем танцевать… танцевать…
Граф Батьяни предложил руку пышной красавице, блондинке Клементине. Пьяная баронесса оперлась на нее и всем телом навалилась на цыгана. Она прислонилась к нему своей трепещущей от страсти грудью. Другие пары шли за ними. Все общество уже собиралось покинуть зал, чтобы спуститься в подземный застенок Кровавого замка и там продолжать свою оргию, как вдруг взгляд Батьяни упал на маленького Антона.
— Иди сюда, щенок! — крикнул он грубо мальчику. — Пойдем со мной вниз, там ты потанцуешь… но такой танец, от которого ты содрогнешься.
Антон повиновался. Спокойно и безмолвно последовал он за человеком, который целый месяц держал его как раба, бил кнутом, истязал, морил голодом. Однако если бы Батьяни в эту минуту взглянул внимательнее на бледное лицо ребенка, то его, может быть, испугало бы дерзкое, торжествующее выражение его черных глаз. Но Батьяни был в эту минуту занят более важным.
Он хлопнул в ладоши, и в то же мгновение явился его камердинер с корзиной, полной цветов и венков. Каждый из участников праздника надел себе на голову венок из душистых красных роз. Гирляндами из разных других цветов они обвили себе пояс и плечи. По вторичному знаку Батьяни появились шесть трубачей в средневековом одеянии и встали во главе колонны.
— Вперед! — приказал Батьяни. — Мы войдем в подземную темницу, засыпанную цветами.
Трубы гудели, музыканты играли веселый марш. Под его звуки пресыщенные развратом и наслаждениями аристократы спустились в подземный застенок Кровавого замка, чтобы еще раз пощекотать и взвинтить свои притупившиеся нервы. Батьяни ввел своих гостей в громадный зал. Глубокая таинственность царила в нем. Холодный, затхлый воздух охватил пришедших. Красавица баронесса и графиня невольно прижались к своим кавалерам. Глубокая темнота давала полный простор, можно было незаметно обменяться поцелуем, многозначительным обещанием, многообещающим словечком.
Батьяни снова хлопнул в ладони. Тотчас же были подняты ставни, и лунный свет проник в застенок, осветив его своими голубыми, дрожащими лучами. Но этого было достаточно для собравшегося здесь общества, так как в проекте праздника было именно решено не допускать другого освещения. Видеть друг друга было можно, а что нельзя было увидеть, то можно было почувствовать.
— Начинайте, музыканты! — крикнул Батьяни. _ Мы хотим танцевать, танцевать…
И вот на том самом месте, где прежде раздавались только проклятья, стоны, вопли страдания и скорби теперь порхали парочки, крепко обнявшись в вихре танцев. Танцы становились все бешенее и необузданнее. Хорошенькие женщины, которых Батьяни называл своими гостями, пришли в окончательное исступление. Трубачи должны были дуть в свои инструменты до тех пор, пока их губы не отказывались работать, и, даже по прекращении музыки, пары все еще продолжали кружиться, пока не падали куда- нибудь в угол в совершенном изнеможении.
Теперь граф Батьяни выступил на середину подземного зала.
— Друзья мои, — заговорил он со сверкающим сладострастным взором, — я, как видите, не сдержал своего слова, и духи, которые, по преданию, должны бы появиться между двенадцатью и часом ночи, очистили нам поле. Мертвецы отступили пред живыми людьми. Но, милостивые государи и государыни, я приготовил вам другое удовольствие. Я думаю, наше утомление требует маленького перерыва, и затем мы можем приступить к самой интересной части нашего праздника.
Батьяни сделал маленькую паузу. Потом он вдруг протянул руку к мальчику, стоявшему около него, и выдвинул его вперед.
