Люди все братья, и подвигаться всем надо равномерно к совершенствованию и благу, а не так, как теперь, когда у меньшинства богатого излишек пустых, ненужных знаний, а у огромного большинства нет и самого простого и всем нужного.
251. В. Г. Черткову
Ге письма, как мне помнится, я не послал именно ввиду тех самых соображений, о которых вы пишете*. О других же двух пунктах, как ни странно это сказать, я согласен, совсем согласен с вами, хотя и был согласен с Леонидом Семеновым* и желал быть согласен с желанием того, кто описывал свою жизнь*. Так хочется только бы быть в любви хоть с теми, с кем входишь в прямые общения. Знаешь так уж много своих нелюбовных грехов со всем, гораздо большим числом людей, с которыми не переставая так жестоко грешишь и своей жизнью.
Работы свои, кажется очень неудачные, я кончил — рад, что развязался с ними. Вы виновны в том, что они в более или менее художественной форме. Все это вместе должно составить одно целое. И как это ни плохо каждое отдельно, вместе это может быть полезно. Вместе это так: 1-й день в деревне — Бродячие люди; 2-й день в деревне — Живущие и умирающие; 3-й день в деревне — Подати и 4-е Сон. Две из них переписаны, две будут переписаны на днях и высланы вам*.
Очень хочется видеться с вами. Это странно, но вы так близки мне, что мне писать вам как-то неудобно. Мне слишком много хочется сказать. А не могу сказать всего — не успею — так и ничего.
Ну, прощайте пока. Может быть, и до свиданья.
252. В. Ф. Краснову
Жалею сам, что не почеркал того, что нехорошо*. Нехороши сравнения, описания того, чего не мог видеть автор, а главное, декадентская манера приписывать сознательность неодушевленным предметам. Описания тогда хороши и действуют на читателя, когда читатель сливается душой с описываемым, а это бывает только тогда, когда описываемые впечатления и чувства читающий может перенести на себя.
Не унывайте и не берите в писании за образец новых, а Пушкина и Гоголя.
14 января 1910 г.
Ясная Поляна.
253. А. И. Тарасову
Прочел письмо ваше с большим интересом и удовольствием*. Очень сожалею о том, что ротный командир отобрал у вас книги «Война и мир», «Анна Каренина», «Крейцерову сонату», «Воскресение», которые не запрещены. Посылаю вам четыре книги «На каждый день», которые, надеюсь, от вас не отберут и которые могут быть вам для души полезны*.
Братски жму вам руку.
28 января 10 г.
Ясная Поляна.
254. М. А. Стаховичу
Сегодня открыта в Ясной Поляне библиотека*. Извещаем Вас об этом, помня Ваши заслуги в этом деле*.
Я вас все поджидаю. Давно не видались.
255. Е. А. Мохначевой
9 февраля 10 года. Ясная Поляна.
Катерина Александровна.
Я давно уже отдал право издательства моих сочинений после 81 года в общее пользование. Сочинения же до 81 года, к числу которых принадлежат и книги для чтения, предоставил жене и не принимаю никакого участия в их издании*. Несмотря на это, я постараюсь содействовать тому, чтобы книги эти продавались дешевле*.
256. Б. Манджосу
Ясная Поляна, 17 февраля 10 г.
Ваше письмо глубоко тронуло меня*. То, что вы мне советуете сделать, составляет заветную мечту мою, но до сих пор сделать этого не мог. Много для этого причин (но никак не та, чтобы я жалел себя); главная же та, что сделать это надо никак не для того, чтобы подействовать на других. Это не в нашей власти, и не это должно руководить нашей деятельностью. Сделать это можно и должно только тогда, когда это будет необходимо не для предполагаемых внешних целей, а для удовлетворения внутреннего требования духа, когда оставаться в прежнем положении станет так же нравственно невозможно, как физически невозможно не кашлять, когда нет дыханья. И к такому положению я близок и с каждым днем становлюсь ближе и ближе.
То, что вы мне советуете сделать: отказ от своего общественного положения, от имущества и раздача его тем, кто считал себя вправе на него рассчитывать после моей смерти, сделано уже более 25 лет тому назад. Но одно, что я живу в семье с женою и дочерью в ужасных, постыдных условиях роскоши среди окружающей нищеты, не переставая и все больше и больше мучает меня, и нет дня, чтобы я не думал об исполнении вашего совета.
Очень, очень благодарю вас за ваше письмо. Письмо это мое у меня будет известно только одному
