важного. Могущественного. И когда тому важному человеку однажды грозила опасность, мой товарищ сбил его с ног, а сам навалился сверху. Важному человеку лежать было очень неудобно, потому что, во-первых, мой товарищ весил почти сто килограммов, а во-вторых, он свалил клиента прямо в лужу. Тот попытался привстать – и тогда мой товарищ дал ему тумака…
Рита, наверное, живо представила себе такую картину, потому что не сдержалась и прыснула – куда только ее сердитость подевалась? Ребенок ребенком.
– Ты хочешь сказать, что не будешь со мной церемониться? – спросила она.
Китайгородцев подумал, прежде чем ответить:
– Нет, что вы. Я попробую вас уговорить.
– И не надейся!
– В таком случае я уеду один.
– Ты шутишь! – неприятно удивилась Рита. Вышедший из повиновения и сбежавший слуга – кому такое может понравиться?
– Нисколько, – разочаровал ее Анатолий. – Я спрашиваю вас в последний раз: вы едете?
– Нет!
Ответила твердо, но во взгляде у нее читались изумление и недоверчивость. До сих пор не могла поверить в то, что' он бросает ее на произвол судьбы… Хорош охранничек, нечего сказать!
– Значит, я уезжаю.
– Тебя уволят, – напомнила о грядущих неприятностях Рита.
Она пыталась его удержать. Все-таки эта история дойдет до ее отца. Будет большой скандал. Она смотрелась сейчас нашкодившим ребенком. Натворила дел и теперь терзалась страхами – расскажут о ее проказах взрослым или же все сойдет ей с рук?
– Это не ваша забота! – отрезал Китайгородцев.
Девушка нервно покусывала губы. А он еще надеялся, что ее можно будет уговорить. Но напрасно надеялся.
– Катись колбаской по Малой Спасской! – дерзко сказала Рита.
– Как знаете, – буркнул Анатолий и развернулся к выходу. – Там, в машине, – ваши сумки. Забирайте.
– Ты уносил, ты и принесешь.
– И не подумаю.
– Я тебе это припомню!
– Трепещу в ожидании.
Ей некуда было деваться, и она пошла за Китайгородцевым следом. Спустились к машине.
– Сумки – в салоне, – сухо сообщил тело хранитель.
Всем своим видом он демонстрировал Рите, что к ее вещам не притронется. Даже руки держал за спиной. Она его рук не видела, а вот сидевший в машине Богданов видел – и очень, если судить по выражению его лица, увиденному удивлялся. Но Рита на выражение богдановского лица внимания не обратила и нырнула в салон, чтобы забрать сумки. Тогда Анатолий наручниками, которые держал в руках, споро, в одно мгновение, пристегнул девушку к пластиковой рукоятке над дверью. – Мы уезжаем, – сказал он опешившей от такого коварства Рите. – Сейчас я принесу оставшиеся вещи.
Когда Китайгородцев вернулся, Андрей Ильич стоял у машины, нервно потирая руки, и вообще выглядел обескураженным.
– Послушай, – сказал он вполголоса. – Не надо бы так. Ну что ты ее насильничаешь?
– Едем! – сказал как отрезал телохранитель.
А Рита смотрелась разъяренной фурией. Когда Анатолий сел на переднее сиденье, она ударила его в спину и закричала:
– Немедленно меня освободи!
И – еще один удар.
– Я сейчас вторую руку пристегну, – пообещал Китайгородцев таким тоном, что нельзя было не поверить – так и сделает, как говорит.
– У тебя крыша поехала! – заскулила по чувствовавшая собственную беспомощность пленница. – Ты хоть понимаешь, что творишь? Насильственное лишение свободы! Ты же срок получишь! Я заявление напишу!
Телохранитель молчал.
– Я отцу пожалуюсь, он тебя сгноит! Все ваше агентство несчастное на уши поставит и заставит лезгинку танцевать!
Андрей Ильич демонстративно вздохнул и выразительно посмотрел на Китайгородцева. Тот сделал вид, что богдановского взгляда не заметил.
Выехали за ворота. Навстречу, по свежему снегу, который еще не успели как следует раскатать автомобили, мчалась на снегоходе Аня. Шарф ее развевался; глаза за темными очками нельзя было разглядеть, но на лице девушки сиял восторг. Рита рванулась, увидев подругу:
– Остановите! Остановите!
Свободной рукой замолотила по спине Богданова.
– Не останавливаться! – процедил сквозь зубы Анатолий, глядя прямо перед собой. – Прибавь скорости.
Аня увидела странную возню в автомобиле, который катился ей навстречу, – а когда они поравнялись, обнаружила в салоне машины подругу. Рита металась на заднем сиденье и кричала что-то. Слов было не разобрать. Пока Аня развернула снегоход на узкой дороге, автомобиль умчался далеко вперед и даже повернул на трассу. Когда Аня подъехала к перекрестку, по трассе как раз шла автоколонна. Девушка остановилась, теряя драгоценное время, а когда продолжила путь, преследуемый ею автомобиль уже скрылся из виду. Некоторое время Аня еще гнала свой снегоход по трассе, за каждым новым поворотом ожидая его увидеть, но он все никак не появлялся… И она в конце концов испугалась – то ли мистической недосягаемости страшного автомобиля, то ли сумасшедшей скорости, которую развил ее снегоход, – а поэтому совсем остановилась.
В машине Рита еще некоторое время бесновалась, но в итоге утомилась и затихла. Китай-городцев подумал даже, что она плачет. Обернулся. Никаких слез. Сжалась в комок и смотрит озлобленным зверьком.
– Простите, – сказал он ей.
Впереди показались шлагбаум и охранники в черном.
– Это ведь твои ребята! – обратился Анатолий к Богданову. – Сделай, чтоб без задержки, а?
Подъехали. Андрей Ильич махнул рукой – поднимай шлагбаум, мол, но никто не спешил выполнить его указание. Один из охранников направился к машине. Богданов распахнул дверцу:
– Что такое?
– Тапаев хочет с вами поговорить, – ответил парень и протянул своему шефу переговорное устройство.
– Слушаю, Генрих Эдуардович… Сквозь несильный треск донесся тапаевский голос:
– Ты сейчас на шлагбауме?
– Да, Генрих Эдуардович.
– Москвичи с тобой?
– Со мной, Генрих Эдуардович.
– Дай-ка мне телохранителя этого…
Андрей Ильич передал радиостанцию Китайгородцеву.
– Я слушаю, – нахмурился тот.
Тапаевский голос продолжил:
– Я сейчас переключу вас на вашего шефа. Поговорите с ним.
Раздался щелчок, и послышался голос Хамзы в переговорном устройстве:
– Толик?
