рафинированным мертвым воздухом из кондиционера… Скажи мне, неужели ты сам никогда не думал об этом?
– Честно? – отозвался Стас. – Пожалуй, нет. Понимаешь, я люблю свою работу. Наверное, куда больше пикников возле речки и пляжного волейбола…
– Несчастный человек, – покачал головой Батхед и неожиданно добавил: – А может, наоборот, самый счастливый… Я тоже люблю свою работу. Но и жизнь как таковую я обожаю. Может, все дело в специфике моей специальности? Как я могу вернуть радость жизни кому-нибудь, зеленеющему в депрессии, если не умею радоваться сам? Нет уж, ребятки, радость – это в жизни та планка, к которой стремятся даже самые законченные зануды…
– Тут уж позволь с тобой не согласиться, – покачал головой Стас. – С чего ты взял, что щенячий восторг – это главная цель в жизни, скажем, для настоящего ученого? Познание истины, новые результаты…
– …И радость открытия! Ведь верно?
– Ну… Можно сказать и так. Только ведь это другое…
– Конечно! Ведь радость ученого – сдержанная, скептическая, придушенная сомнениями и накопленными с детства комплексами. Только не говори мне, что наукой всерьез занимаются совершенно здоровые и жизнерадостные с детства люди!
– А разве не так? Вот я, например…
– Скептик и зануда. Закомплексованный романтик. Ботаник, пытающийся спрятаться от действительности, погрузившись в собственные размышления!
– Ну, спасибо, друг! Никак не ожидал от тебя такой замечательной характеристики!
– На здоровье! Психолог – это почти врач. А потому должен открыть тебе глаза на проблему, которую предстоит решать.
– С чего ты взял, что это проблема? Это мой собственный внутренний мир, я живу с ним всю свою сознательную жизнь, привык уже, в конце концов…
– Придется отвыкать! Да и как ты – ты, который по уши влез в проблему Песочных Часов, можешь говорить о том, что твой внутренний мир принадлежит одному тебе? Это глупо и недальновидно. Надо будет отправить тебе туда ныряльщика и навести порядок в этой помойке, которую ты зовешь внутренним миром.
– Интересная мысль. О таких методах психотерапии я не думал…
– Это будет мой новый, самый прогрессивный метод. Я назову его «психохирургия». Комплексы будут вырезать под корень. Правда, для этого понадобятся сотни ныряльщиков-врачей и тысячи человеко-часов исследований.
– Но игра стоит свеч?
– Даже не сомневайся. Если уж и использовать Челноки с целью визитов во внутренние вселенные, то исключительно в гуманистических целях…
– А кто тебе сказал, что такая «хирургия» понравится самим обитателям внутренних миров?
– А это действительно стоящий вопрос. – Батхед задумался, пропустив толстый палец в кольцо и оттянув себе ухо. – Хм… Где моральные рамки – волен ли человек распоряжаться судьбой своих внутренних миров? Ведь он – не Бог, не творец своего мира. Он всего лишь носитель, хозяин. А миллиарды личностей внутри него?
– Умоляю тебя, друг, – с наигранным беспокойством произнес Стас. – Только не погружайся в размышления на эту тему. Не то ведь можно запросто лишиться рассудка. А я не психолог, спасти тебя от шизофрении не в состоянии…
– Да уж… А скольких придется спасать от этого, когда информация станет общедоступной? А этого, как ни крути, не избежать. Что станет с нашим тихим и спокойным миром, уверенным, что нет силы страшнее атомной бомбы?
– Что станет? А посмотри на Ромиса и Егориса. И это в лучшем случае.
– Пример неудачен. Это вполне нормальные, по-своему, ребята. Психология, кстати, вовсе не против умеренной религиозности. Это как раз стабилизирует психическое состояние. Но психология против религиозной истерии.
– Вот-вот.
– Да и вообще, мы не в ту степь уже забрались. – Батхед брезгливо отмахнулся. – Я говорил о простой, примитивной и первобытной радости. О настоящих и незамутненных чувствах, которых мы, городские жители, лишены почти напрочь. И то, о чем я говорю, имеет вполне практическое значение для нас с тобой.
– В смысле? Пора устраивать ритуальные пляски вокруг этого костра? Тогда надо попросить наших друзей пилигримов найти на острове какие-нибудь наркотические растения. Сблизимся с природой, обретем душевное равновесие. Будем смеяться без повода и радоваться каждой новой дозе…
– Мысль занятная, – согласился Батхет. – Хотя ощущается в этом некоторый перебор и эдакая истеричность. А вообще я говорил о другом. Чистота ощущений – это необходимое условие возвращения в наш мир. Научиться смотреть на окружающую действительность широко открытыми, радостными и удивленными глазами – значит…
– …стать ребенком?
– Именно!
– Ну, если именно это необходимо для возвращения, я начну прямо сейчас тренировать в себе это умение радоваться и удивляться…
– Ну да… Ты напомнил мне одну телепередачу, в которой ставили такой опыт: из прожженного зануды- бухгалтера пытались в короткий срок сделать профессионального клоуна. После всех тренировок бухгалтера нарядили, пришлепнули красный нос и отправили развлекать детей. В общем, перепугали малышей, довели некоторых до слез, а кое-кого – и до нервных срывов. Нет ничего страшнее клоуна, который в душе – бухгалтер.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Да то, что надо просто стать другим. Понять это, прочувствовать. А не пытаться тренировками заставить себя хохотать по поводу и без повода. Нельзя обманывать себя в этом деле. Не то я лишусь хорошего собеседника и обрету пациента.
– А сам-то ты стал другим? Или тебе доставляет удовольствие сама по себе критика?
– Разве я похож на неудовлетворенного психопата? Похож? Надо будет поработать над собой… Знаешь, про себя я не могу сказать, что вновь обрел душевное состояние подростка. Это и впрямь трудно. Чудовищно трудно. Один на миллион в конце жизни может сказать, что до самой смерти сохранил чистоту и светлую радость восприятия. И вряд ли я именно такой. Но я все же человек. Как и ты. А значит, у меня есть сила воли и воображение. Фантазия. Значит, мы с тобой сможет научиться стряхивать груз одеревеневших представлений, догматических шлаков и оставаться перед миром такими, какими пришли сюда – чистыми и удивленными…
…Они долго сидели, глядя на потрясающее звездное небо. Какого чуда все-таки лишены жители городов! Им никогда не увидеть такого неба в пыльной и засвеченной фонарями атмосфере. Даже небо, предстающее космонавтам, – уже не то, оно не несет того отпечатка манящей тайны, что ощущается только на дне колодца, наполненного кристально чистым воздухом. Именно контраст живого, трепещущего воздуха, шума волн, шороха листьев и бесконечной звездной бездны способен подвигнуть человека на немыслимые поступки и подвиги.
Все эти возвышенные мысли никак не тревожили сон двух пилигримов, что тихо посапывали, закутавшись в предусмотрительно спасенный кусок паруса. Они прекрасно знали, что все самое великое и грандиозное тихо спит в их головах вместе с ними…
Стас проснулся от дикого вопля Батхеда:
– Парус! Парус на горизонте!
Стас вскочил, с трудом разлепляя веки, и пытался увидеть на фоне ослепительного солнца то, на что указывал психолог. С большим трудом он все же разглядел белое пятнышко и поразился остроте зрения Батхедова тела.
Пилигримы тупо хлопали глазами, сидя на теплом песке. Они все еще не пришли в себя ото сна.
