сражении на мечах, но и тогда не мог отделаться от мысли, что люди ему уступают. Да и кто бы их упрекнул?
За час до темноты пришел Друсс в сопровождении Хогуна и велел четырем отрядам – «Карнаку», «Мечу», «Эгелю» и «Огню» – собраться у ворот второй стены. Он обратился к ним сверху:
– Небольшая пробежка, чтобы размять мускулы, ребята. От этих ворот вдоль стены и обратно ровно одна миля. Пробежите ее дважды. Полусотня пришедшего последним бежит еще раз. Вперед!
Когда все с топотом ринулись вперед, Хогун перегнулся вниз и воскликнул:
– Вот черт!
– В чем дело?
– Оррин. Он бежит с ними. Я-то думал, он будет сыт по горло вчерашним. Спятил он, что ли?
– Ты ведь бегаешь с солдатами – отчего же ему нельзя?
– Полно тебе, Друсс. Я солдат и всю жизнь ежедневно упражняюсь. А посмотри на него – он уже бежит последним. Тебе следовало сказать «последний, не считая Оррина».
– Нельзя, парень. Зачем же его позорить? Он сам пошел на это – и не без причины, я полагаю.
На первой миле Оррин оказался в тридцати ярдах позади всех. Он бежал из последних сил, преодолевая боль в боку, не отрывая глаз от панциря своего предшественника. Пот ел глаза, шлем с белым лошадиным хвостом свалился с головы – к большому облегчению Оррина.
На полутора милях он отстал на пятьдесят ярдов.
Джилад, бегущий в числе первых, оглянулся и повернул обратно к еле дышащему гану. Он поравнялся с Оррином и побежал с ним рядом.
– Слушай меня, – сказал он без одышки. – Разожми кулаки – так тебе легче будет дышать. Не отставай от меня и ни о чем другом не думай. Нет, не отвечай мне. Дыши на счет. Сделай глубокий вдох и сразу выдохни. Вот так. Делай такой вдох через каждые два шага. Ни о чем не думай – только считай. И держись за мной.
Джилад занял место впереди Оррина и слегка ускорил бег.
Друсс сидел на стене, наблюдая за концом состязания. Оррин бежал вместе со стройным командиром десятка. Почти все уже закончили бег и отдыхали, наблюдая за отстающими. Оррин все еще шел последним, но только десять ярдов отделяло его от усталого солдата из полусотни «Огонь». Солдата подбадривали криками – все, кроме «Карнака», хотели, чтобы победил он.
Тридцать ярдов до конца. Джилад опять поравнялся с Оррином.
– Выложись весь. Беги, жирная скотина!
Джилад прибавил ходу и устремился вперед. Оррин прилип к нему, скрипя зубами, – гнев придал гану сил, и усталые мускулы словно ожили.
Десять ярдов до конца. Оррин поравнялся с солдатом. Он уже слышал несущиеся из толпы крики. Солдат поднажал, скривив лицо в мучительной гримасе.
Тень ворот упала на Оррина, и он рванулся вперед. Он влетел в толпу и покатился по земле. Он ни за что не поднялся бы сам – но другие руки поднимали его, и ставили на ноги, и хлопали по спине.
– Ты походи, – сказал кто-то. – Это помогает. Давай-ка, двигай ногами. – И Оррин пошел, поддерживаемый с обеих сторон. Со стены раздался голос Друсса:
– Полусотня последнего – еще круг.
«Огонь» побежал снова, на сей раз трусцой.
Джилад и Бреган усадили Оррина на выступ стены. Ноги у него тряслись, но дышать он стал чуть ровнее.
– Прошу прощения за то, что оскорбил вас, – сказал Джилад. – Я хотел, чтобы вы разозлились. Мой отец всегда говорил, что злость придает сил.
– Ты напрасно оправдываешься. Я все равно не стал бы взыскивать с тебя.
– Я не оправдываюсь. Я мог бы пробежать это расстояние еще хоть десять раз – как и большинство наших. Просто подумал – вдруг поможет.
– И помогло. Спасибо, что бежал со мной.
– По-моему, вы бежали просто здорово, – сказал Бреган. – Я-то знаю, каково вам. Мы ведь почти уже две недели бегаем, а вы всего-то второй день.
– Завтра опять придете? – спросил Джилад.
– Нет. Я бы рад, но дел много. – Оррин внезапно улыбнулся. – С другой стороны, Пинар прекрасно управляется с бумажными делами, а мне чертовски надоело целый день принимать депутации жалобщиков. Приду, пожалуй.
– Можно дать вам один совет?
– Конечно.
– Наденьте доспехи попроще. Меньше будете выделяться.
– Мне полагается выделяться, – улыбнулся Оррин. – Я ведь ган.
Высоко над ними Друсс и Хогун распили бутылку лентрийского красного.
– Нужно немало мужества, чтобы сегодня вернуться к ним после вчерашних насмешек, – сказал Друсс.
– Пожалуй. Нет, черт возьми, я полностью с тобой согласен и хвалю его. Просто непривычно как-то. Это благодаря тебе он обрел хребет.
– Он не мог бы обрести его, если бы не имел – просто раньше он его не искал. – Друсс ухмыльнулся и потянул из бутылки, передав наполовину пустую Хогуну. – Мне нравится этот толстячок. Он из настоящих!
Оррин лежал на своей узкой койке, подперев спину подушками, с глиняной чашкой в руке. Он твердил себе, что нет никакой доблести в том, чтобы прийти предпоследним, но чувствовал совсем другое. Он никогда не был хорошим бегуном – даже в детстве, но он происходил из семьи воинов и вождей и по воле отца прошел всю солдатскую науку. Он всегда хорошо управлялся с мечом – в глазах отца это искупало другие, более крупные недостатки. Например, неспособность переносить боль или понять после самых терпеливых объяснений суть ошибки, допущенной назредами в битве при Плеттии. Хотел бы Оррин знать, понравилось бы отцу, как сын его покатился по земле, стремясь обогнать простого кула. Он улыбнулся: отец, конечно, счел бы его сумасшедшим.
Стук в дверь вернул Оррина к реальности.
– Войдите!
Это был Друсс – но без своего черного с серебром колета. «Удивительно, – подумал Оррин, – каким старым он сразу становится без своих легендарных одежд». Старик расчесал бороду и надел простую белую рубашку с пышными рукавами, собранными у запястий. Талию охватывал широкий черный пояс с серебряной пряжкой. Он принес с собой бутыль лентрийского красного.
– Вот решил выпить с вами, если вы не спите. – Друсс придвинул стул, перевернул его и сел верхом – совсем как Хогун.
– Зачем вы это делаете? – спросил Оррин.
– Что?
– Переворачиваете стул.
– От старой привычки трудно избавиться – даже среди друзей. Это воинский обычай. Когда так сидишь, легче встать. Притом между твоим брюхом и человеком, с которым ты говоришь, оказывается солидная деревяшка.
– Понятно. Я все хотел спросить об этом Хогуна, да так и не собрался. И как же приобретаются подобные привычки?
– Их приобретаешь, поглядев на своего друга с ножом в животе.
– Опять-таки ясно. Вы обучите меня этим штукам, Друсс, до прихода надиров?
– Нет. Вам придется постигать их самому. Разве что мелочь какую-нибудь подскажу – авось и поможет.
– Мелочь? Вы интригуете меня, Друсс. Назовите хоть одну. – Друсс подал Оррину чашу вина – сам он пил прямо из бутылки. Он отпил половину и сказал:
– Ладно. Вот скажите-ка мне – почему наши люди каждое утро получают померанцы?
– Это подкрепляет их и предотвращает кишечное расстройство. Освежает и притом дешево обходится.
