– Есть растение, называемое нептис. Его листья, если их пожевать, облегчают зубную и головную боль. Вот и Друсс такой же. Когда он рядом, страх отступает. Лучше я объяснить не могу.
– На меня он подобного действия не оказывает, – сказала Каэсса.
Бреган и Джилад наблюдали с башни за приготовлениями надиров. На стене под руководством дуна Пинара раскладывали зазубренные шесты, чтобы отталкивать вражеские лестницы, а бар Британ распоряжался расстановкой горшков с маслом. Наполненные и закупоренные горшки помещались в плетеные корзинки. Настроение у всех было мрачное. Почти без слов люди проверяли свое оружие, точили и без того острые мечи, смазывали доспехи и пересматривали каждую стрелу в колчанах.
Хогун и Лучник вышли вместе, оставив Оррина и Каэссу, увлекшихся разговором. Они устроились на траве шагах в тридцати от Друсса, и Лучник прилег, опершись на локоть.
– Мне доводилось читать выдержки из Книги Древних, и одна строчка теперь особенно поражает меня: «Придет час, придет человек». Не было еще часа, когда так позарез требовался бы нужный человек. И вот явился Друсс. Как ты думаешь, это провидение?
– Великие боги, Лучник! Уж не стал ли ты суеверен? – ухмыльнулся Хогун.
– Да нет. Просто хотел бы знать, существует ли судьба, посылающая нужных людей в нужное время.
Хогун сорвал и прикусил стебелек пырея.
– Ладно, давай обсудим это. Можем мы продержаться три месяца, пока Хитроплет наберет и обучит армию?
– Нет. Не с таким количеством людей.
– Значит, не так уж важно, что такое приход Друсса – совпадение или нет. Возможно, мы и продержимся несколько лишних дней благодаря его усилиям, но ведь этого мало.
– Люди готовы к бою, старый конь, поэтому лучше не повторяй при них подобных вещей.
– Что я, по-твоему, – дурак? Я буду стоять рядом с Друссом и умру, когда придет время, – как и все прочие. Я делюсь только с тобой, потому что ты меня поймешь. Ты человек здравомыслящий – кроме того, ты остаешься здесь только до падения третьей стены. Уж с тобой-то я могу говорить откровенно?
– Друсс удержал Скельнский перевал, когда все говорили, что это невозможно.
– Он держал его одиннадцать дней, а не три месяца. И был тогда на пятнадцать лет моложе. Я не преуменьшаю его подвига – Друсс достоин сложенных о нем легенд. Рыцари Дрос-Дельноха! Видали вы таких рыцарей? Крестьяне и зеленые новобранцы. Только Легион бывал в боях – да и то в кавалерийских стычках с наскока. Мы можем сломаться при первом же приступе.
– Но мы не сломаемся, верно? – засмеялся Лучник. – Мы рыцари Друсса, о которых сложат новую легенду. – Смех его, веселый и раскатистый, стал еще громче. – Рыцари Дрос-Дельноха! Это мы с тобой, Хогун. О нас будут петь. Добрый старый Лучник, он пришел на помощь терпящей бедствие крепости из любви к свободе, благородным делам…
– …и к золоту. Не забудь о золоте.
– Это мелочи, старый конь. Не будем портить песню.
– Не будем, виноват. Но ведь для того, чтобы обрести бессмертие в песнях и сагах, сначала полагается умереть?
– Это спорный вопрос. Но я уж как-нибудь сумею его обойти.
На второй стене, именуемой Музиф, нескольким молодым кулам приказали сходить за ведрами для башенного колодца. Ворча, они слезли со стены и встали в очередь у склада.
Потом, каждый с четырьмя деревянными ведрами, они вошли в мелкий погреб, где чернело устье Музифского колодца. Привязав ведра к хитроумному вороту, их стали медленно опускать к темной воде.
– Сколько ж это им не пользовались? – спросил один солдат, когда показалось облепленное паутиной первое ведро.
– Лет десять, – ответил офицер, дун Гарта. – Здешние жители брали воду из того, что в середине. Тут когда-то утонул ребенок, и вода три месяца оставалась отравленной. Это да еще крысы и отпугнуло народ.
– А тело выловили? – спросил солдат.
– Вроде бы нет. Но ты, парень, не бойся. Там уже одни косточки остались – на вкус это не влияет. Попробуй сам.
– Благодарствую, мне что-то не хочется пить.
Гарта со смехом зачерпнул в пригоршни воду из ведра и поднес ко рту.
– С крысиным пометом, с дохлыми паучками! Неужто не соблазнитесь?
Солдаты ухмылялись, но воды отведать никто не пожелал.
– Ну ладно, хватит на сегодня. Ворот работает, ведро налито – мы свое дело сделали. Запрем дверь и займемся чем-нибудь другим.
Гарта проснулся ночью от боли – она терзала ему живот, словно рассвирепевшая крыса. Он скатился с койки, и его стоны разбудили трех других офицеров, деливших с ним комнату.
– Что с тобой, Гарта? – воскликнул один, перевернув извивающееся тело на спину. Гарта поджал колени, его лицо побагровело. Слабеющей рукой он сгреб соседа за рубаху.
– Вода… вода! – прохрипел он.
– Он хочет воды! – крикнул офицер двум другим.
Гарта потряс головой, и тело его выгнулось дугой.
– Великие боги! Да он умер, – сказал офицер, когда Гарта упал ему на руки.
Глава 19
Рек, Сербитар, Вирэ и Винтар сидели у костерка за час до рассвета. Вчера они остановились на ночлег поздно вечером, в укромной лощине на южной стороне лесистого холма.
– Время не терпит, – сказал Винтар. – Лошади выбились из сил, а до крепости еще не меньше пяти часов езды. Быть может, мы успеем до того, как из колодца достанут воду, а может быть, и нет. Возможно, мы уже опоздали. Но есть еще один выход.
– Какой? – спросил Рек.
– Решать будешь ты, Рек, – и никто иной.
– Говори толком, отец настоятель. Я слишком устал, чтобы думать.
Винтар обменялся взглядом с альбиносом.
– Мы, Тридцать, можем объединиться и попытаться пробить барьер вокруг крепости.
– Ну так попытайтесь – в чем же дело?
– Это потребует всех наших сил, а успеха может не принести. В случае неудачи мы не сможем ехать дальше – и даже в случае успеха нам почти весь день придется отдыхать.
– Вы думаете, что барьер пробить возможно? – спросила Вирэ.
– Не знаю. Все, что мы можем, – это попытаться.
– Вспомни, что случилось, когда такую попытку предпринял Сербитар, – сказал Рек. – Вдруг вас всех зашвырнет… в те пределы, что тогда?
– Мы умрем, – тихо ответил Сербитар.
– И принять
– Да, – сказал Винтар. – Таков устав Тридцати. Мы посвятили наше служение владыке Дельноха, и этот владыка – ты.
Рек замолчал – его усталый мозг изнемогал от непосильной ответственности. По сравнению с ней все прежние за труднения в его жизни казались ничего не стоящими. Никогда еще ему не приходилось принимать подобных решений, и усталость туманила мысли, мешая сосредоточиться.
– Хорошо! – сказал он. – Попробуйте сломать барьер. – Рек встал и отошел от костра, пристыженный тем, что вынужден был отдать такой приказ именно теперь, когда не способен мыслить здраво.
Вирэ подошла, обвив его рукой за пояс.
– Прости, – сказала она.
– За что?
– За то, что я сказала, когда ты сообщил мне о письме.
– Ничего. Почему, собственно, ты должна быть обо мне хорошего мнения?
– Потому что ты мужчина и поступаешь как мужчина. Теперь твой черед.
