ваши посты. И именно в этом ваша ценность. Плюс еще ваш особый талант, необычная аллергия, укрощенная патология, которая сделала вас живой легендой современного маркетинга. Искренен ли мой интерес к фрагментами? Вы ведь знаете, моя страсть — маркетинг, реклама, стратегия пиара. Когда я впервые столкнулся с фрагментами, именно этот аспект меня привлек. Устойчивое, пристальное внимание людей к продукту, которого, возможно, даже не существует. Мог ли я спокойно пройти мимо? Мимо гениальнейшей, а главное, абсолютно новой рекламной выдумки еще совсем юного века?
Кейс наблюдает за пузырьками, бегущими сквозь почти нетронутый «Пильзнер». И пытается вспомнить, что говорят в интернете о корнях этого человека, об истории взлета «Синего муравья». Его отец — богатый брюссельский промышленник. Неизменные летние каникулы на вилле в Каннах, старая престижная школа в Англии. Потом учеба в Гарварде и дерзкий, но бесславный набег на Голливуд в качестве независимого продюсера. Потом таинственный период тихого бездействия где-то в глуши, в Бразилии. «Синий муравей» возник сначала в Европе, потом открылись филиалы в Лондоне и в Нью- Йорке.
Биографические факты, скупые обрывки таблоидных сплетен, странная связь с Марго, развитие которой Кейс наблюдала со стороны, хотя и в режиме реального времени — все это надо увязать со столь неожиданно открывшимся интересом к фрагментам. Истинной причины этого интереса Кейс не понимает, но уже начинает о ней догадываться. И это ее тревожит.
Она смотрит ему в глаза.
— Вы думаете, на этом можно сделать хорошие деньги? Взгляд Бигенда становится серьезным.
— Я не гонюсь за деньгами. Меня интересует только совершенство.
Кейс видит, что он не лжет. Но от этого не легче.
— Хьюберт, куда вы клоните? В моем контракте написано, что я должна оценить дизайн фирменного знака. И все. Про фрагменты там ничего не говорится.
— Пока что мы с вами просто болтаем, — произносит он тоном приказа.
— Не думаю. Вы вообще никогда просто так не болтаете.
Бигенд улыбается уже по-другому: меньше зубов и больше искренности. Судя по всему, эта улыбка означает, что Кейс удалось проникнуть сквозь первую линию обороны, и теперь она уже не совсем посторонний человек. Она узнала его более интимную оболочку, образ странного, нечеловечески настырного мальчика-гения тридцати с лишним лет, рыщущего в рыночных дебрях юного века в поисках если не абсолютной правды, то хотя бы информации о движущих пружинах. Этот образ она уже встречала в некоторых статьях, в восторженных отзывах журналистов, купившихся на особую улыбку и прочие приемчики.
— Я хочу, чтобы вы его нашли.
— Его?..
— Автора.
— А почему именно его? Может, ее? Или их?
— Не важно. Автора. Я обеспечу вас всем необходимым. Работать будете не с фирмой «Синий муравей», а лично со мной. Мы будем партнерами.
— Но почему?
— Потому что я хочу узнать, кто он. Так же, как и вы. Тут он прав.
— А вам не приходило в голову, что если вы его найдете, то процесс может прерваться?
— А зачем ему знать, что мы его нашли?
Кейс открывает рот — и не находит, что возразить.
— Вы думаете, мы одни хотим его отыскать? — продолжает Бигенд. — Подумайте, ведь сегодня реклама товара требует гораздо больше творческих ресурсов, чем производство. Не важно, кроссовки это или фильм. Именно поэтому я основал такую фирму — «Синий муравей». И с этой точки зрения человек, который создает фрагменты, — настоящий гений, без дураков.
Бигенд везет ее в Камден-таун. Или по крайней мере в направлении Камден-тауна. Они только что проехали поворот на Парквей и углубились в лабиринт улочек, окружающих Примроуз-Хилл. Это главная лондонская возвышенность, один из самых богатых районов, даже более престижный, чем Камден. Кейс не раз гуляла здесь с Дэмиеном, но единственное название, которое приходит на ум, это Сильвия Плас. У ее знакомых была здесь небольшая мансарда. Продав ее, они смогли купить галерею в Санта-Монике, в двух шагах от Фрэнка Гери.
Кейс чувствует себя неловко, происходящее ей не нравится. Она не знает, что думать о предложении Бигенда. Он переключил ее в один из тех режимов, которые последний терапевт называл «старыми привычками». Суть режима состоит в том, что она говорит «нет», но недостаточно уверенным тоном, и потом все равно продолжает слушать, в результате чего у оппонента появляется возможность постепенно подгрызать это «нет», незаметно для самой Кейс превращая его в «да». Ей казалось, что этот режим давно побежден, но сейчас он снова включился.
Бигенд, ее безжалостный партнер в этом нелепом танце, искренне не может представить, чтобы кто-нибудь отказался выполнять его волю. Марго называла это качество наиболее проблемным и в то же время наиболее эффективным аспектом его сексуальности: к объекту своего вожделения Бигенд подходит так, будто уже получил согласие на предложение переспать. Кейс только что обнаружила, что в бизнесе он ведет себя точно так же. Любая предстоящая сделка воспринимается им как уже заключенная. Если вы не решаетесь подписать с ним контракт, он заставляет вас поверить, что все уже подписано, только вы почему-то об этом забыли.
Его воля похожа на что-то липкое, аморфное, словно сгусток сырого тумана. Этот туман наползает, обволакивает, сковывает мысли и желания, и начинаешь поневоле двигаться вслед за ним.
— Вы не видели альтернативный монтаж последнего Лукаса?
«Хаммер» сворачивает, проезжает мимо ресторанчика, который выглядит удивительно по- ресторанному, будто его открыли только позавчера или недавно перестроили, чтобы привлечь новых клиентов. Свеженький симулякр, пугающий своим совершенством. Большие окна вымыты до идеальной прозрачности. Внутри мелькает силуэт рыжеволосой женщины в зеленом свитере и бокал, поднятый в приветственном тосте. Все исчезает, как сон. Машина с рычанием ныряет в темный переулок, пролетают спящие фасады жилых домов. Еще один поворот.
— Лукас — только начало. Почему-то решили взяться именно за него. Если так пойдет, то даже археологи не смогут восстановить оригинальные, классические сюжеты. — Руль влево, поворот, визжат шины. — Современные музыканты, которые посообразительней, выкладывают новые композиции в интернет, как пирожки на подоконник, в расчете на то, что люди их анонимно доработают. Девять редакций из десяти окажутся полным дерьмом, зато десятая может получиться гениальной. Причем совершенно бесплатной. Впечатление такое, что творческий процесс больше не ограничен рамками отдельно взятого черепа. Продукт любой деятельности является отражением чего-то еще.
— И фрагменты? — Кейс не может удержаться.
— В этом вся прелесть! Автор умудрился вырваться из порочного круга. Фрагменты можно монтировать как угодно, но их невозможно перемонтировать.
— Это только пока. Когда он закончит фильм, появится возможность альтернативного монтажа.
— Он? — ухмыляется Бигенд.
— Автор. — Она пожимает плечами.
— Вы уверены, что фрагменты — части какого-то одного фильма?
— Конечно! — Ни секунды колебания.
— Почему?
— Не могу рационально объяснить. Просто чувствую сердцем.
Ей самой странно, что она так выразилась.
— Сердце — это мышца, — назидательно говорит Бигенд. — То, что вы называете «чувствую», происходит в лимбической части вашего мозга, которая досталась в наследство от млекопитающих. Глубокий древний уровень, не признающий логики. Уровень, на котором работает реклама. А кора с извилинами тут ни при чем. То, что мы привыкли называть рассудком, — не что иное, как самоуверенный
