созданный человеком. — Голос у негра мягкий, сладкозвучный. — Его изобрел австралиец Курт Герцтарк еще во время войны. Он тогда был узником Бухенвальда. Лагерное начальство о его работе знало, но не препятствовало. Это вписывалось в концепцию «интеллектуального рабства». Арифмометр хотели подарить фюреру, когда закончится война. Однако в 1945 году Бухенвальд освободили американцы. А Герцтарк сумел выжить и даже сохранил свои чертежи.
Негр осторожно берет арифмометр у Кейс. Какие огромные у него руки! Толстые пальцы двигают ползунки, выставляя число. Сжав ребристое утолщение, он прокручивает ручку. Мягко стрекочет механизм, в окошках меняются цифры. Неф подносит прибор к глазам:
— Ну вот, в отличном состоянии. Цена восемьсот фунтов. Что скажете?
Его веки опускаются, он замирает в ожидании ответа.
— Красивая вещь, — говорит Кейс. — Только что я с ней буду делать?
Теперь она чувствует себя увереннее, предложение негра заполнило недостающий контекст. Это просто дилеры, они торгуют этими штуками.
— На хрен я тогда приезжал?! — взрывается серый тип, выхватывая у негра цилиндр. — Овца, блин!
Кейс понимает, что последнее относится не к ней. Серый тип сейчас похож на фотографию Сэмюеля Беккета из школьного учебника. У него ногти с черной каемкой, на длинных пальцах рыжая потрава от никотина. Он злобно поворачивается и кладет цилиндр в багажник, рядом с остальными гранатами.
— Хоббс, имей терпение, — вздыхает негр. — Она еще придет, давай подождем!
— Пошел ты! — огрызается Хоббс.
Склонившись, он ловко укутывает товар свитером. Заботливое, даже материнское движение. Он захлопывает багажник и дергает крышку, проверяя, закрылся ли замок.
— Только время зря потерял!
Он подходит к передней двери и распахивает ее — с оглушительным лязгом. Кейс успевает заметить салон мышиного цвета, сальную кожаную обивку и переполненную пепельницу, которая выпирает из приборной доски наподобие выдвижного ящика.
— Она придет, Хоббс, — повторяет негр без особого энтузиазма.
Хоббс молча залезает в кабину, хлопает дверью, бросает яростный взгляд через грязное боковое стекло. Мотор заводится с астматическим хрипом. Продолжая злобно сверкать глазами, Хоббс дергает рычаг. Машина трогается, едет в сторону Портобелло и на первом же перекрестке сворачивает направо.
— Не человек, а проклятие какое-то… — вздыхает негр. — Сейчас она придет, и что я скажу? — Он поворачивается к Кейс. — А все вы! Да, вы его разочаровали. Он подумал, что вы — это она.
— Она — это кто?
— Она покупатель. Работа на японский коллекционер, — вступает блондин. У него высокие славянские скулы, открытый взгляд и сильный акцент, как у эмигранта, еще не привыкшего к английскому. — Не ваша вина, не надо обижайтесь. Нгеми просто огорчился. — Он указывает на негра.
— Ну ладно. — Кейс пожимает плечами. — Извините. Удачи!
Она разворачивается и идет к Портобелло. Рядом открывается зеленая дверь, и на тротуар вываливается полная женщина средних лет. Черные кожаные штаны, собака на поводке. Появление этой матроны из Ноттинг-Хилла словно бы разрывает невидимые путы. Кейс ускоряет шаг.
За спиной стучат ботинки; она оглядывается. Блондин бежит следом, сумка шлепает его по заду. Негр уже куда-то исчез.
— Я вас проводить, пожалуйста, — говорит блондин, поравнявшись с ней и улыбаясь, словно для него это большая радость. — Меня зовут Войтек Бирошек.
— Имя мне Измаил, — отвечает она, не замедляя шаг.
— Разве женское имя? — Он семенит сбоку, по-собачьи заглядывая в лицо. Редкая разновидность наивности, не вызывающая отвращения.
— Да нет, меня зовут Кейс.
— Кейс… Как чемодан?
— Вообще-то имя произносится, как «Кейси». — Она зачем-то начинает объяснять. — Мать назвала меня в честь одного человека по фамилии Кейси. Но мне больше нравится Кейс.
— А кто такой был Кейси?
— Эдгар Кейси, «спящий пророк» из Вирджинии-Бич.
— А зачем так делать ваша мать?
— Потому что она типичная вирджинская чудачка. Вообще она не любит об этом говорить.
Это чистая правда.
— А что вы здесь делать?
— Иду на ярмарку, — по-прежнему не замедляя шаг. — А вы?
— Тоже на ярмарку.
— Что это были за люди?
— Нгеми продавать мне «Зи-Экс 81».
— А что это такое?
— «Синклер Зи-Экс 81», персональный компьютер. Делали такие в восьмидесятых. В Америке называли «Таймекс 1000», то же самое.
— Нгеми — это толстяк?
— Да, торгует старый компьютер, антикварный калькулятор. С девяносто седьмой год.
— Ваш партнер?
— Нет. Организовать мне встречу. — Он похлопывает по сумке, внутри что-то гремит. — Для «Зи- Экс 81».
— Но сейчас он продавал арифмометры?
— Да, «Курты». Замечательные! Правда, да? Нгеми и Хоббс надеются на совместная продажа. Коллекционер из Японии. Но Хоббс большая проблема. Всегда большая проблема.
— Что, тоже дилер?
— Математик. Гениальный печальный человек. Сильно любит «Курты», но себе не может позволить. Только посредник, купить и продать.
— Не очень приятный тип.
Кейс решает воспользоваться случаем и поработать стиль-разведчиком на выезде, как она это называет. Ей не впервой высаживаться в трущобных районах типа Дог-тауна, где был изобретен скейтборд, чтобы разнюхать, не вызревает ли там что-нибудь новое. В таком деле главное не ошибиться со следующим вопросом. Именно так она вышла на легендарного мексиканца, который впервые надел бейсболку задом наперед: правильно выбрала следующий вопрос. Вот такая она крутая.
— А на что похожи эти «Зи-Экс 81»?
Войтек останавливается, роется в сумке и извлекает на свет невзрачный потрепанный прямоугольник черного пластика, размером с видеокассету, к которому сверху привинчена маленькая клавиатура — на манер того, как в дешевых мотелях привинчивают к тумбочке телевизионный пульт, чтобы не украли жильцы.
— Это что, компьютер?
— Один килобайт памяти!
— Всего-то?
Они уже дошли до улицы с названием Вестборн-гроув; дорогие магазинчики попадаются чаще. Впереди, на перекрестке с Портобелло, бурлит ярмарочная толпа.
— А какая от них польза?
— О, это очень сложно.
— Сколько же их у тебя?
— Много, очень много.
— И зачем они тебе нужны?
— Важная веха в истории персональных компьютеров, — отвечает он серьезно. — И в истории
