действительно сидит здесь, пьет кофе рядом с этими людьми, казалось чудом. Необыкновенное ощущение. Ямадзаки начал писать в записной книжке, кончик карандаша негромко постукивал по экрану.
— Зря они так говорят, не нужно бы так. Это я, в смысле, насчет Годзиллы.
Ямадзаки озадаченно уставится в негодующее лицо официантки (хозяйки?).
— Извините?
— Не нужно было им так говорить. Про Годзиллу. Не над чем тут смеяться. У нас тут тоже были землетрясения, но вы же над нами не смеялись.
7
— Пошли на кухню, а то я еще не завтракал, — сказал Райделл.
Увидев Эрнандеса в цивильной одежде, он испытал нечто вроде потрясения, хотя чего тут, собственно, так уж потрясаться. На службе — форма, а после звонка носи что хочешь. Например, тускло- голубой безрукавный комбинезон и немецкие пляжные сандалии с пупочками на стельках, которые, считается, все время массируют тебе ступни и ты от этого очень здоровый. На предплечьях Эрнандеса синели крупные римские цифры — грехи молодости, такого типа татуировки делают себе члены молодежных банд. Ступни у него были коричневые от загара и какие-то такие, ну, вроде как медвежистые.
Сейчас, во вторник утром, они были в доме одни. Кевин уехал в «Раздвинь пошире ноги», остальные тоже разошлись по своим делам, чем бы уж там они ни занимались. Про Монику неизвестно, может, сидит в своем гараже, а может, и нет, она с соседями не общается.
Райделл достал из буфета свой личный пакет кукурузных хлопьев, заглянул внутрь. На одну миску вроде бы хватит. Затем он открыл холодильник и взял с решетчатой полки литровую пластиковую флягу с жирной надписью красным маркером: «МОЛОЧНЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ».
— Что это такое? — поинтересовался Эрнандес.
— Молоко.
— А зачем там написано «эксперимент»?
— Чтобы никто не выпил. Я придумал это еще в Академии, когда жил в общаге.
Он высыпал хлопья в миску, залил их молоком, нашел ложку и перенес все завтракательное хозяйство на кухонный стол. Миску стол выдерживал, но ставить на него локти было нельзя — одна из ножек все время норовила подломиться.
— Как рука?
— Прекрасно.
Райделл снова забыл про своенравность стола и оперся о него локтями — по ободранному белому пластику потекла река молочно-кукурузной жижи.
— На, вытри. — Эрнандес отмотал от рулона длинный кусок бежевого бумажного полотенца.
— Это этого хрена, — заметил Райделл. — Он дико не любит, когда мы ими пользуемся.
— Полотенечный эксперимент, — ухмыльнулся Эрнандес, бросая Райделлу бумажный ком.
Райделл промокнул молоко и собрал большую часть хлопьев. Он не мог себе представить, чего это Эрнандесу здесь потребовалось; с другой стороны, он ровно так же не мог себе прежде представить Эрнандеса раскатывающим на белом «дайхацу спикере» с динамической голограммой водопада на капоте.
— Хорошая у тебя машина, — сказал Райделл, выскребая из миски остатки хлопьев.
— Дочкина. Роза откомандировала меня в ремонтную мастерскую.
Райделл прожевал хлопья, сглотнул.
— Что, тормоза, или что?
— В рот долбаный водопад. Там должны быть еще всякие мелкие зверюшки, они раньше вроде как высовывались из кустов и смотрели на него, на водопад то есть. — Эрнандес прислонился к стене, взглянул на пальцы, высовывавшиеся из пупырчатых сандалий. — Такие вроде как коста-риканские животины. Экология. Роза, она у меня насквозь зеленая. Заставила нас перепахать все, что осталось от газона, и посадила эти сберегающие грунт штуки — ну знаешь, которые вроде серых пауков. А в мастерской они не могут вытащить этих чертовых зверюг из кустов, не могут — и все тут, ну хоть тресни. У нас ведь и гарантия не кончилась, и все эти дела, а толку — хрен.
Он сокрушенно помотал головой.
Райделл покончил с хлопьями.
— А вот ты, Райделл, ты был когда-нибудь в Коста-Рике?
— Не-а.
— Потрясуха у них. Ну, прямо тебе Швейцария.
— Я и там не был.
— Да нет, я в смысле, что они делают с информацией. Точно как швейцарцы.
— Надежное хранение?
— Верно сечешь. Хитрые они ребята. У них же ни армии, ни флота, ни авиации, ни хрена, сплошная нейтральность. И они хранят для всех ихнюю информацию.
— Вне зависимости, что это за информация?
— Возьми с полки пирожок. Хитрые, говорю, ребята. И все заработанные деньги они тратят на экологию.
Райделл отнес миску, ложку и влажный полотенечный ком к раковине. Он вымыл миску и ложку, вытер их, запихнул ком поглубже в подвешенный к раковине мусорный мешок, выпрямился и взглянул на Эрнандеса.
— Нужна от меня какая-нибудь помощь?
— Наоборот, — улыбнулся Эрнандес, — это я хочу тебе помочь.
Странная у него была улыбочка, не вселяющая особых надежд.
— Я же тут все о тебе думал. В какое ты попал положение. Хреново это, точно говорю — хреново. Настоящим копом ты уже не будешь. Теперь, когда ты от нас уволился, я не смогу взять тебя обратно ни на какую работу, ни даже ворота где-нибудь сторожить. Ну, может, ты сумеешь устроиться в какую еще контору, назначат тебя в винный магазин, будешь сидеть в конуре, как бобик. Устраивает это тебя?
— Нет.
— Вот и правильно, что не устраивает, ведь на такой работе угробить могут на хрен. Придет какой- нибудь придурок и разнесет эту твою конуру — В данный момент я веду переговоры насчет места в торговле.
— Не брешешь? Торговля? Чем торговать?
— Кровати, склепанные из чугунных садовых негритят. А еще — узоры, сплетенные из столетней давности человеческих волос.
