– Так мы подберемся к сути?
В глубине ее глаз снова застыли ледники.
– Один мой друг оставил мне кое-что на хранение. Небольшой ларец. – Она показала руками размеры в фут длиной и шириной и в восемнадцать дюймов высотой. – Я не имею понятия, что в нем. И не хочу иметь. Недавно мой друг исчез. А ко мне в квартиру трижды пытались забраться. – Бац! Она замолчала, словно свечу задули. Она сказала что-то, чего не следовало говорить. Ей пришлось подумать, прежде чем продолжать.
Я насторожился:
– И что вы хотите от меня?
– Кто-то следит за мной. Я больше не могу мириться с таким положением вещей. – В ней появилась некая страстность, некий огонь, но опять-таки это предназначалось не мне.
– Вы думаете, кто-то охотится за ларцом? Или за вами?
Если она о чем и думала, так это о том, что ей не следовало упоминать о ларце. Она поиграла этой мыслью и только потом ответила:
– Я не исключаю ни того, ни другого.
– И вы хотите, чтобы я положил этому конец?
Она одарила меня царственным кивком. Снежная Королева снова вступила в свои владения.
– Вы знаете, каково это – вернуться домой и обнаружить, что кто-то рылся в твоих вещах?
А минуту назад она говорила только о попытках проникновения в квартиру.
– Немного похоже на изнасилование, только не так больно садиться, – ответил я. – Давайте задаток и ваш адрес. Я посмотрю, что можно сделать.
Она вручила мне небольшой кошелек и рассказала, как найти ее дом. Оказалось – всего в шести кварталах отсюда. Я заглянул в кошелек. Не думаю, что глаза вылезли у меня из орбит, но когда я снова посмотрел на блондинку, ее губы дрогнули в улыбке.
Она решила, что может помыкать мной, как дрессированной собачонкой.
– Благодарю вас. – Она встала и направилась к входной двери. Я оторвался от кресла и потащился следом проводить ее, но Дин сидел в засаде, чтобы захватить эту честь. Я сдался без боя.
2
Дин запер дверь и не торопился поворачиваться ко мне лицом, а когда повернулся, напустил на себя придурковатый вид.
– Ты влюбился? В твоем-то возрасте? – осведомился я.
Ему было известно, что я не ищу клиентов. Ему полагалось давать им от ворот поворот. А эта очаровательная ледышка со своими небылицами, длинными ногами, чепуховой проблемой и мешком золота на сумму, в десять раз превышающую нормальный гонорар, могла оказаться вообще самой нежелательной клиенткой.
– Это же чума ходячая!
– Извините, мистер Гаррет. – И он выдал мне неубедительнейшую отговорку, которая доказывала только, что мужчине возраст никогда не помеха.
– Отправляйся к мистеру Пиготте. Передай ему приглашение на ужин. Если заартачится, скажи, что приготовишь его любимые блюда. – Шнырь Пиготта никогда в жизни не отказывался от бесплатного угощения. Я наградил Дина самым свирепым своим взглядом, но это взволновало его не больше, чем дождь черепаху.
В наши дни невозможно найти хорошую прислугу.
Я удалился за свой стол поразмыслить.
Жизнь была прекрасна.
Недавно я выкрутился из нескольких заварушек, причем не только остался в живых, но и ухитрился урвать жирный кусок. Я никому ничего не должен. Работа мне не нужна. Я всегда считал образцом благоразумия убеждение, что трудиться следует только в том случае, если ты голоден. Возьмите диких зверей – разве они охотятся, когда не голодны? Так почему бы и мне не побездельничать, начинать сани готовить поближе к зиме?
Моя беда в том, что разошелся слушок, будто Гаррет способен справиться с любой проблемой. В последнее время каждый болван с болячкой, серьезной или выдуманной, стучится ко мне в дверь. А если он выглядит, как Джилл Крайт, и знает, как запалить огонь, ему не составит особого труда прорваться через мою первую линию обороны. Моя вторая линия обороны еще слабее первой. Это я сам.
Мне приходилось бедствовать, и сильно бедствовать, и результатом такого образа жизни было постижение истины: деньги имеют свойство иссякать. Не важно, как благоденствовал я вчера, назавтра деньги все равно растают.
Что вы делаете, если нет охоты работать и в то же время не улыбается жизнь впроголодь? Это в том случае, если судьба не подарила вам богатеньких родителей.
Некоторые идут в священники.
Что до меня, то я пытаюсь перейти на субдоговоры.
Когда клиенты прорываются через Дина и задевают меня своими горестными историями, я немедленно привлекаю к делу кого-нибудь еще. Тогда и волки сыты, и овцы целы. Это избавляет меня от физических упражнений, а моим друзьям перепадают кое-какие деньжата.
Для слежки и наблюдения я приглашаю Шныря Пиготту. В этом деле с ним мало кто сравнится. На роль телохранителя годится Плоскомордый Тарп. Размером он с половину мамонта, а упрямством превзойдет и его. Если запахнет жареным, я могу кликнуть Морли Дотса. Морли у нас костолом и душегуб.
История, которой угостила меня эта Крайт, дурно попахивала. Да что там попахивала, от нее просто несло! Какого черта эта красотка вешает мне лапшу на уши, уверяя, будто была в детстве моей соседкой? Почему бросила рассказывать байки при первых же признаках недоверия с моей стороны? И зачем манипулировала температурой, то обдавая жаром, то превращаясь в Снегурочку?
Существовал один ответ, но он мне совершенно не нравился.
Она психопатка.
Все, попав в переделки, из которых, по их мнению, могу вытащить их только я, непредсказуемы. А если у них к тому же мозги набекрень? Но когда вы поиграете в эти игры с мое, то начнете потихоньку разбираться в людях.
Джилл Крайт не была похожа на психопатку.
Я немного поиграл с мыслью, что она и в самом деле актриса, придумавшая себе столь оригинальное домашнее задание: во что бы то ни стало возбудить мое любопытство. Иногда случается и такое.
Что может быть хуже неглупой и претендующей на оригинальность особы?
Я мог выбирать: лечь на спину и забыть о Джилл Крайт, пока не передам ее Шнырю, или пересечь коридор и проконсультироваться со своим подопечным, которого держу при себе из чистого сострадания.
Эта женщина завела меня. Я не находил себе места. Стало быть, к Покойнику. В конце концов он у нас самопровозглашенный гений.
Его называли Покойником. Мертвым он, конечно, был, но не человеком. Он – логхир, кто- то проткнул его ножом около четырехсот лет назад. Он весит почти пятьсот фунтов, и четырехвековой пост не помог ему сбросить ни унции.
Плоть логхира умирает так же просто, как ваша или моя, но его душа может болтаться где-нибудь тысячелетиями, надеясь на исцеление, и с каждой минутой у нее будет портиться характер. Плоть логхира, конечно, разлагается, и быстрее гранита, но ненамного.
У моего мертвого логхира есть хобби – он любит поспать. И предается своему увлечению с такой страстью, что месяцами не делает ничего другого.
Считается, что он отрабатывает свое содержание, используя собственный талант в моих интересах. Иногда он так и поступает, но его философия предполагает еще более глубокое отвращение к оплачиваемому труду, чем моя. Он готов из кожи вон вылезти, лишь бы увильнуть от самой ничтожной работы. Временами я не понимаю, к чему мне суетиться?
Когда я ввалился к Покойнику, он спал – большей частью к моей досаде, но немного и к удивлению. Он пребывал в спячке уже третью неделю, занимая при этом самую большую комнату в доме.
