Перидонта.
Я надеялся, что церковная братия не перевернула там все вверх дном после ухода Великого Инквизитора. Хотя мне с трудом верилось, что этот жуткий тип, Самсон, не сунул туда свой нос.
Мы с Морли прошли полквартала, прежде чем он заговорил:
– Скажи мне прямо. Без эмоций. Это возможно проделать?
– Я как-то там был. У них нет внутренней охраны. Эти простофили ничего не ждут. Им не приходит в голову чего-то бояться. Я не волнуюсь, сможем ли мы это провернуть.
Меня тревожит, сумеем ли мы провернуть все так, чтобы никто не выяснил, чьих это рук дело. Я не хочу, чтобы ребята из Церкви охотились за мной всю оставшуюся жизнь.
– Ты что-то задумал.
– Я рассказал тебе все.
– Нет. Я знаю тебя, Гаррет. Ты собираешься не просто что-то украсть. Ты собираешься устроить все так, чтобы никто не догадался о краже.
Я не стал ему возражать. Но и не согласился. У меня были кое-какие идеи. Может быть, они сработают, а может, и нет. Судя по моему всегдашнему везению, они не сработают. Нет необходимости посвящать в них Морли.
– Ты чертовски осторожен со своими картами, Гаррет. А что за второй объект?
Я покачал головой, но он не мог этого видеть в темноте, и мне пришлось открыть рот:
– Не стоит забивать себе голову, пока мы не управимся с первым. Если я не достану нужную мне вещь из кабинета Перидонта, мы в любом случае не сможем сделать следующего хода.
– Темнишь, Гаррет.
– А ты разве просветил меня в тот раз, когда мы охотились за вампирами?
– Это другое дело.
– Конечно, другое. Ты переставлял меня, как пешку, даже не намекнув, чем мы занимаемся. Так ты идешь или нет?
– Почему нет? Сам ты довольно скучный парень, но вокруг тебя всегда происходят интересные вещи. И потом, я никогда не бывал внутри Четтери. Говорят, он великолепен.
Морли никогда там не бывал, потому что его соплеменникам путь туда заказан. Согласно доктрине Церкви, у него нет души, несмотря на долю человеческой крови. Не очень мудрая позиция в мире, где нечеловеческие расы составляют половину разумного населения. И Церковь не особенно распространяется на эту тему в Танфере, где слишком многие могут принять ее догматы за оскорбление.
– Да, – сказал Морли, думавший, очевидно, о том же. – Я совсем не прочь побывать в Четтери.
– Только давай не будем сводить никаких счетов.
– Ладно. – Мы побрели в сторону Страны Грез. Помолчав, он вдруг спросил: – Ты втюрился в эту девчонку, Майю, да?
– Она чудесный ребенок. Она попала в беду, потому что помогала мне. Я ее должник.
– Понятно.
Я бросил подозрительный взгляд на его физиономию. Он ухмылялся.
– Она просто ребенок, за которого я в ответе, Морли.
Один из недостатков Морли – его чрезмерная понятливость.
46
Я так замотался в последнее время, что у погоды не было ни единого шанса привлечь к себе мое внимание. Теперь, когда мы сидели в густой тени напротив Четтери, присматриваясь и осваиваясь, она получила хорошую возможность отыграться.
– Чертовски холодно, – пробормотал я.
– Может пойти снег.
– Только его нам и не хватало.
Когда мы прибыли, Четтери гудел, как улей. Я вспомнил, что сегодня какой-то церковный праздник, только вот забыл, какой. Морли тоже не знал. В нем не сохранилось и следа человеческих суеверий.
– Как ты думаешь, мы достаточно долго ждем? – спросил я. Народ расходился. Мы дали им около часа, чтобы окончательно угомониться.
– Посидим еще чуток. – Морли начинал чувствовать себя неуютно в связи с предстоящим рейдом. Он пытался припомнить, вламывался ли кто-нибудь в храм за последние годы. Я ничего не слыхал о подобных авантюрах и считал, что люди внутри не могли не распуститься. Но Морли подозревал, что это охранники позаботились, чтобы о налетчиках никто ничего не услышал.
– У парней, которые сумели влезть в вампирье гнездо, здесь не должно быть никаких проблем, – успокоил его я.
Морли фыркнул:
– Там не было выбора. Либо пан, либо пропал.
Мы подождали еще пятнадцать минут. Морли таращился на Четтери с маниакальным упорством. Я гадал, кем он был в прошлой жизни – коброй или мангустой. Его ночное зрение вызывало у меня зависть. Если бы там было что видеть, он бы увидел.
– Изложи мне план еще раз, – сказал он.
Я изложил.
– Что ж, приступаем, – решил он.
Время было выбрано удачно. Не было видно ни души. Но я обнаружил, что не испытываю ни малейшего желания двигаться с места. И все-таки пошел.
Когда мы достигли дверей храма, я дышал, словно загнанная лошадь. Морли посмотрел на меня и покачал головой, потом вопросительно поднял бровь, что почти невозможно было разглядеть в тусклом свете, сочившемся из храма. Готов? Я кивнул.
Морли вошел в дверь, я нырнул за ним и притаился в темном углу.
– Эй! Куда, к черту, прешь?
Я выглянул из укрытия. Морли миновал охранника, который
Я мысленно помолился, вышел из укрытия и треснул парня за ухом своей дубинкой. Он рухнул. Я протяжно выдохнул:
– Я не надеялся, что смогу его уложить.
– Я тоже беспокоился, учитывая твою физическую форму.
– Давай его уберем.
Воспользовавшись подручными средствами, мы связали охранника, заткнули ему рот и запихнули в будку, чтобы он не бросался в глаза. Оставалось надеяться, что если кто и пройдет мимо, то решит, что парень в самоволке.
Я пошел впереди, показывая дорогу. Мы правильно выбрали время. Они закрыли лавочку, и только один священник сладко посапывал у главного алтаря. Мы проскользнули мимо, не потревожив его сон. Морли производил меньше шума, чем крадущийся на цыпочках таракан. Я отыскал лестницу, ведущую вниз, в катакомбы.
– Слушай, Морли, – прошептал я, когда мы проделали уже полпути. – Тут темно, хоть глаз выколи. Мы не захватили с собой огня. Я, пожалуй, не сумею пробраться через этот лабиринт в потемках.
– Я стяну свечу, – предложил Морли.
Когда хотел, он умел превращаться в призрака. Он пошел наверх, прямо к главному алтарю, и стащил молитвенную свечу. Дежурный священник и ухом не повел.
Морли вернулся, распираемый самодовольством. Не было никакой нужды лезть на рожон. Мог взять свечу в более безопасном месте.
Мы спустились в катакомбы.
На этот раз моя клаустрофобия разыгралась еще сильнее, чем в предыдущий визит. Гном почувствовал бы себя тут как дома, но люди не привыкли обитать в кротовых норах. Я старался изо всех сил, но ничего не мог поделать с мурашками, ползающими у меня по телу.
Морли тоже чувствовал себя неуютно. Он ничего не говорил, просто бесшумно плелся сзади, но я всей
