Воздушный кит восстановил устойчивость насколько мог. Боманц осторожно пристроился поближе к краю. Он взглянул вниз как раз вовремя, чтобы увидеть, как падающая часть тела кита ударилась об землю.
Молчун и Душечка присоединились к старику. Их лица, как обычно, казались бесстрастными масками. Одна темная, другая – светлая. Молчун пристально смотрел на землю. Душечку, похоже, больше интересовала маленькая манта.
– Под нами две тысячи футов, – сказал Боманц. – Время еще есть. Падать будем долго. Нас должно беспокоить другое.
Этим другим были язычки пламени, окаймлявшие место, откуда оторвалась задняя часть кита. Любой из них в любую минуту мог добраться до следующего газового пузыря.
– Нам остается пробраться вперед так далеко, как мы сможем, и надеяться на лучшее, – добавил колдун, постаравшись вложить в голос как можно больше надежды. А ее-то он почти не испытывал.
Молчун кивнул.
Боманц огляделся. Монастырь, подожженный пожирателем огня, горел вовсю. Значит, его план сработал. Отчасти. Но, прислушавшись повнимательней, он почувствовал, как среди пожарища катается бурлящий клубок ярости и боли.
Хромой снова уцелел.
И его план сработал. Отчасти.
Глава 27
Я не верил своим глазам. Ворон сломался. Бедро мучило его куда сильнее, чем он хотел показать.
Как сдался, так перестал двигаться и не произнес ни единого слова с того момента, как его воля спасовала перед телом. Думаю, он стыдился самого себя.
Может, надеялся я, этот сукин сын наконец сообразит, что ему совсем не обязательно корчить из себя супермена. Я вовсе не собирался вычеркивать из своей жизни друга только потому, что ему вдруг оказались не чужды человеческие слабости.
Я был так же выжат, как он, но не мог позволить себе лечь умирать. Светопредставление около монастыря разгоралось все ярче. Отдельные языки пламени выплескивались в нашу сторону. Я слишком сильно нервничал, чтобы вырубиться, хотя от усталости ныли даже кончики моих ногтей. Еще одна вспышка. В небе расцвела огромная огненная роза. Какая-то здоровенная штука падала вниз, крутясь и разбрасывая во все стороны сгустки огня.
И тут я понял, что это такое.
– Ворон, – позвал я, – приподними-ка свою задницу да посмотри на эту маму.
Он проворчал что-то, но не обернулся.
– Это воздушный кит, понял? С Равнины Страха. Что ты теперь скажешь?
Мне довелось видеть парочку таких китов, вот так же продырявленных во время кровавой бойни в Курганье.
– Похоже на то. – Ворон все-таки повернулся и посмотрел. Его голос оставался спокойным, но лицо вдруг сделалось пепельно-серым, будто он увидел прямо перед собой саму Смерть.
– А как он здесь оказался? – Тут я заткнулся. Догадался, как.
– Не по мою душу, парень. Кто на равнине может знать, где меня искать? И кому там есть до меня дело?
– Но тогда…
– Да. Та старая битва, начавшаяся в Курганье, все длится. Это дерево-бог сражается один на один с тем злом, что вновь вырвалось наружу. Я учуял его сразу, еще в Весле.
Ослепительная вспышка. Огонь вырвался из той части кита, которая еще держалась в воздухе.
– Эта штука продержится в воздухе недолго, – сказал я. – Может, попробуем им как-нибудь помочь?
Он молчал не меньше минуты. Все смотрел на горбатые холмы, будто прикидывал, остались ли у него силы, чтобы наконец догнать Костоправа. Ведь тот был где-то совсем рядом, миль пять или десять, не больше. Потом с трудом поднялся на ноги. Поморщился. Из-за ноги, конечно. Я не стал спрашивать. Он все равно сослался бы на студеный воздух и холодную землю.
– Лучше займись лошадьми, – сказал он. – А я пока сгребу барахло в кучу.
Крупное дело ты для себя придумал, старина. Ведь мы где шли, там и свалились, когда уже просто не могли шевельнуть ни рукой, ни ногой. Что там сгребать?
Поскольку делать ему было нечего, он стоял, наблюдая за летящим по небу обломком недавнего крушения. С таким видом, будто его любезно попросили сколотить виселицу и накинуть петлю на собственную шею.
– Я много размышлял, Кейс, – сообщил мне Ворон, когда мы уже спустились к подножию самого северного из этих дурацких горбатых холмов. Мы двигались на северо-восток, следуя за снижавшимся обрубком воздушного кита.
– Высиживать, вот подходящее слово, старина. Ты, словно клуша, высиживал какую-то идею с того самого дня, как прикончили Властелина. Похоже, тот взрыв, что мы недавно слышали, был последним.
Обрубок сносило в сторону, пересекавшую наш путь. На куске туловища мерцало несколько язычков пламени. Кит переваливался с боку на бок, но перестал падать.
– Может быть. Но стоит высказаться определенно, и судьба тут же тебя накажет. Давай лучше понадеемся, что обрубок благополучно минует лес. Будет скверно, если он грохнется именно там.
– Так о чем ты размышлял?
– О нас обоих, о Костоправе и его ватаге, о Госпоже, Молчуне, Душечке. О том, что у нас очень много общего, а мы все никак не можем поладить друг с другом.
– Не замечал, что у вас много общего. Если не считать общих врагов.
– И я долго не замечал. И никто из них до сих пор этого не заметил. Хотя это нетрудно, если слегка пошевелить мозгами.
Я напустил на себя такой вид, будто меня в три утра пробрал понос.
– По сути, Кейс, все мы – одинокие, несчастные люди, отчаянно ищущие свое место в жизни. Одиночки, которые не хотят одиночества, да не знают, как его преодолеть. А когда перед нами дверь, через которую можно войти или выйти, – мы не можем догадаться, каким способом открыть щеколду.
Я был потрясен! Пожалуй, это было самое откровенное высказывание из всех, что мне когда-либо доводилось от него слышать. Убежденное, страстное. Или побрейте мне голову и зовите меня Плешивым. А ведь я провел с ним бок о бок целых два года. Невозможно заметить, как меняются люди, когда все время находишься с ними рядом. Открой коробочку, малыш, и посмотри, что там внутри.
Это был вовсе не тот Ворон, которого я встретил еще до того, как личные неурядицы привели его «я» в туманное зло Курганья, где его душа блуждала, пока не очистилась. Сломав стены тюрьмы чувств, он вышел оттуда совсем другим человеком.
Черт возьми! Он уже не был и тем парнем, который валялся на полу, в стельку пьяный, всю дорогу, пока мы были в Весле.
Я испытывал смешанные чувства. Ведь я прекрасно ладил с тем, прежним Вороном, он мне нравился, я даже восхищался им. Иногда.
Может, когда-нибудь мне придется так же восхищаться и этим, совсем другим, прошедшим обновление, человеком.
Я не знал, что сказать, хотя знал, он ждет ответа. Он не утратил своей способности действовать на меня завораживающе.
– Значит, ты понял, как открыть ту дверь?
– Пока у меня есть только смутное предчувствие, Кейс. Но оно не дает мне покоя, почти парализует меня. Кажется, еще чуть-чуть, и я узнаю нечто такое, что поможет мне прозреть. – Он уже снова смотрел на обрубок туши воздушного кита.
Я тоже взглянул туда. Обрубок теперь был примерно в двух милях от нас, на высоте около пятисот футов; легкий ветерок гнал его в нашу сторону.
– Мы что, повернем за ним назад, в холмы, если ветер понесет его в ту сторону?
