«Обладатель превосходных генов готов подарить их любой женщине с доплатой на воспитание ребенка».
Борис действительно был обладателем превосходных генов. То есть буквально никаких следов вырождения нации. Однако текст с обоюдного согласия все-таки забраковали, решив, что над ним будут смеяться.
– Выдели эти деньги мне, – предложила Инга. – Я сумею распорядиться ими лучше.
– Только если ты родишь от меня ребенка, – сказал Борис.
– Одного – с удовольствием, – ответила Инга, добавив, правда:
– С условием, что денег хватит на няньку и домработницу. Я не хочу сама стирать пеленки.
– Про деньги не беспокойся, – успокоил ее Борис. – У меня их много.
И это был хороший повод, чтобы заняться любовью по новой.
В момент кульминации Инга очень громко кричала, и соседи, наверное, думали, что ее режут, но никаких действий не предпринимали, опасаясь, что их зарежут тоже. А дело было в том, что инопланетный Наблюдатель в это время метался из одного тела в другое, разрываясь между желанием продолжить исследование убийства как разновидности общественно полезного труда и стремлением насладиться любовью в женском теле, которое для этой цели приспособлено гораздо лучше мужского.
С изучением убийственного феномена у Наблюдателя, увы, ничего не выходило. Из-за его подсознательных эмоций в мозгу киллера что-то разладилось, и он больше не хотел никого убивать. А Наблюдатель был не настолько безумен, чтобы сознательно принуждать его к этому ради науки. Наоборот, он был даже рад тому, что отвратил Носителя от столь странного рода занятий и внушил ему мысль, что любовь лучше войны, а деторождение лучше истребления себе подобных.
Тем временем адвокаты с орбиты беспрестанно звали Наблюдателя назад на корабль, заверяя, что в случае его возвращения они сумеют снять все обвинения, в крайнем случае доказав временное помрачение ума. Однако на это Наблюдатель всерьез обижался, поскольку считал себя совершенно здоровым и психически нормальным, а поведение свое объяснял тем, что он прежде всего ученый и ставит верность науке выше даже, чем верность Присяге.
То же самое он говорил самому себе, хотя истинная причина его упрямства была в другом. Он просто не хотел покидать планету, где можно в любое время дня и ночи без усилий насытиться такими наслаждениями, равных которым нет нигде во Вселенной.
В этом свете пожизненное лишение тела представлялось ему гораздо менее серьезным наказанием, чем, например, сто лет общественных работ или принудительная коррекция сознания. Между тем принимая во внимание тяжесть совершенных им преступлений, Наблюдателю грозили именно эти наказания, если, конечно, адвокатам удастся избавить его от высшей меры.
Если же суд назначит-таки высшую меру заочно, Наблюдателю просто придется остаться на планете Наслаждений. В этом случае, правда, против него наверняка возбудят еще одно дело – по обвинению в краже микробота. Однако это уже не будет иметь никакого значения.
У собратьев нет никаких шансов силой вернуть микробот с Земли. Такие случаи просто не предусмотрены, потому что с подобным собратьям сталкиваться еще не приходилось.
Страх перед бунтом машин заставил собратьев максимально ограничить возможность внешнего управления микроботом, содержащим внутри себя сознание разумного существа, и теперь собратья пожинали горькие плоды.
А Наблюдатель тем временем, наоборот, пожинал сладкие плоды пребывания в чужом теле. И подспудно даже подумывал, не плюнуть ли на науку жидкими выделениями организма, раз его исследования все равно никому не нужны.
Но когда Инга и Борис прервали наконец свой бесконечный любовный марафон, продолжавшийся с вечера до середины следующего дня, в Наблюдателе снова взыграло чувство долга.
Нагая Инга еще нежилась в постели, и Наблюдатель нежился в ее голове, когда Борис стал одеваться и на вопрос девушки: «Ты куда?» – ответил туманно:
– У меня дела.
Услышав это ушами Носительницы, Наблюдатель резво ринулся на выход. Он подумал, уж не идет ли Борис кого-нибудь убивать, и не хотел пропустить такой момент. Толи он собирался остановить киллера, то ли все-таки, смирив подсознание, надеялся изучить анатомию убийства изнутри, но только микробот стремительно преодолел расстояние от уха Инги до уха Рекса и стал на максимальной скорости продвигаться к мозгу по каналу слухового нерва.
Однако это все же требовало времени, и Наблюдатель опять пропустил важный разговор между Ингой и Борисом.
– Что за дела? – с подозрением в голосе спросила Инга, которой, очевидно, пришло в голову то же самое, что и Наблюдателю.
– Не бойся, я никого не собираюсь убивать, – поняв ее подозрения, успокоил девушку киллер. – Я же тебе обещал.
– Мало ли что вы все обещаете, – сказала Инга, как видно имея в виду всех мужчин, как класс.
– Я – не все, – возразил Борис и вышел за дверь как раз в тот момент, когда Наблюдатель вновь подключился к его мозгу.
60
Опытный коммерсант Вадим Головастов всегда славился умением держать язык за зубами. Но в том нервном раздрыге, который наступил, едва ему стало ясно, что Ясука Кусака и Гири Ямагучи останутся жить и побеждать, Головастов перестал фильтровать базар или, выражаясь более цивильным языком, контролировать словоизлияние.
К тому же он нажрался прямо в буфете спорткомплекса, и нажрался по-черному – мешая водку с пивом и запивая ее вином. Организм выдерживал это с трудом, а разум не выдерживал вовсе, и уже очень скоро Головастов плакался в жилетку каким-то незнакомым людям, которые тоже переживали, но по другому поводу. Их постигла неудача в тотализаторе.
По воле случая это были те самые дети юга, которые продали оружие палачам Якудзы. И, со свойственной мудрым горцам проницательностью разобравшись что к чему, поставили хорошие деньги на то, что Гири Ямагучи не дойдет до четвертьфинала.
Почему-то им казалось, что Гири Ямагучи не доживет даже до одной восьмой. Очевидно, кое-что они все-таки поняли не правильно. Самураи собирались убить только Ясуку Кусаку, а торговцы оружием решили, что речь идет сразу о двух японцах.
Возможно, на эту мысль горцев навел гранатомет. Ясука Кусака казался слишком ничтожной мишенью для такого грозного оружия. А вот Гири Ямагучи вполне подходил в качестве цели для противотанковой базуки.
Так или иначе, они поставили деньги и уже на второй день соревнований проиграли их все до последней копейки.
Гири Ямагучи вышел на бой против китайца, который был на голову ниже и уже в плечах, но зато демонстрировал некую взрывоопасную смесь кун-фу и карате, что выглядело бы гораздо более эффектно в поединке не с Гири, а с его тренером.
Впрочем, против сэнсэя Кусаки китаец продержался бы на ринге не больше двух секунд. А Гири Ямагучи целых полчаса старательно делал вид, как будто он получает хорошую трепку, и даже пропустил один удар ногой в глаз, для чего ему пришлось наклониться. Зато бровь оказалась разбита и кровь текла ручьем, а это особенно нравится зрителям.
Но потом Гири устал притворяться и пару раз швырнул китайца на ограждение. После второго раза тот уже не встал, поскольку милосердный Гири еще перед броском вверг его в бессознательное состояние.
Одержав эту победу, Ямагучи вышел в четвертьфинал, а торговцы оружием потеряли свои денежки.
Правда, вели они себя иначе, нежели бизнесмен Головастов, который свои деньги пока не потерял и
