Автор «записок на семенах акации»

Урсула Ле Гуин. Автор «записок на семенах акации» и другие статьи из «журнала ассоциации теролингвистовnote 1»

ПОСЛАНИЯ, ОБНАРУЖЕННЫЕ В МУРАВЕЙНИКЕ

Записи сделаны при помощи выделений осязательного органа муравья на сухих горошинах акации, выложенных в определенном порядке, рядами, в конце одного из тех извилистых туннелей, что соединяют самое сердце муравейника с внешним миром. В первую очередь внимание исследователя привлекло именно четкое, вполне вероятно значимое, расположение горошин.

Тексты, записанные на семенах акации, весьма фрагментарны, а перевод их на язык человека в определенной степени условен и в смысловом отношении носит характер интерпретации. Однако, на наш взгляд, данные послания интересны хотя бы уже потому, что разительно отличаются ото всех уже известных нам образцов муравьиного языка.

Семена N 1-13.

Не (буду) трогать разведчиков. Не (буду) ударять. (Буду) тратить на сухие зерна (мою) душевную теплоту. Могут найти их, когда (буду) мертв. Прикоснись к этому сухому дереву! (Я) зову! (Я есть) здесь!

Приведенный отрывок может быть прочитан и так:

Не тронь разведчиков. Не ударь. Потрать на сухие зерна тепло (твоей) души. (Другие) могут найти их, когда (ты) умрешь. Прикоснись к этому сухому дереву! Позови: (я) здесь!

Ни в одном известном нам диалекте муравьиного языка глагол не имеет показателей лица, кроме форм третьего лица (в единственном и множественном числе) и первого (во множественном числе). В данном тексте используются лишь формы инфинитива, поэтому не представляется возможным определить лицо, число и наклонение глаголов.

Семена N 14-22.

Длинны туннели. Длиннее то, что не имеет туннелей. Ни один из туннелей не достигает конца того, что не имеет туннелей. То, что не имеет туннелей, простирается дальше, чем мы могли бы пройти за десять дней (парафраза — «за всю жизнь»). Слава!

Восклицание «Слава!» представляет собой первую часть традиционного приветствия «Слава Королеве!», или «Да здравствует Королева!», или «Осанна Королеве!», однако в данном случае слово-знак «королева» опущено.

Семена N 23-29.

Как погибает муравей, захваченный врагами, так умирает муравей, оставленный друзьями (букв. «без других муравьев»), но сладки одиночества мгновения (букв. «все же быть без других муравьев сладостно, словно пить нектар»).

Если муравей вторгается в чужую колонию, его обычно убивают. Если муравья изолировать от других членов его колонии, то он неизбежно умрет через день-два. Основную трудность в приведенном тексте представляет расшифровка словосочетания «без других муравьев», что, как видно из нашего перевода, по всей вероятности, означает «одиночество» — понятие, для которого в муравьином языке не существует самостоятельного слова-знака.

Семена N 30-31.

Ешьте яйца! Вверх (?) с королевой!

По поводу интерпретации второй фразы данного текста мнения исследователей весьма неоднозначны. Вопрос этот представляется весьма важным, так как все предшествующие записи до конца могут быть Понятны лишь в свете этого категорического призыва. Д-р Розбоун, например, исходит из той предпосылки, что автор — бескрылая и бесплодная рабочая самка — тщетно жаждет стать крылатой мужской особью и основать новую колонию, воспарив к вершине муравейника (т.е. «вверх»!) в брачном союзе с новой Королевой. Хотя рассматриваемая фраза и может быть прочитана именно так, все же, на наш взгляд, ничто в ней не подтверждает подобной интерпретации, и менее всего — непосредственно предшествующий текст N30 «Ешьте яйца!». Значение этих слов не подлежит сомнению, хотя и представляется шокирующим.

Осмелимся высказать следующее предположение: основная путаница с прочтением текста N31 возникает скорее всего из-за этноцентрической интерпретации слова-знака «вверх», которое у муравьев имеет двойное значение. «Верх», в понимании муравья, — это, несомненно, то место, откуда поступает пища, но, с другой стороны, «низ» — это гарантированная безопасность, покой, т.е. дом. «Верх» во втором значении — это еще и палящее солнце или морозная ночь, отсутствие убежища и родных туннелей, это ссылка, это смерть. Поэтому мы предполагаем, что автором этих крамольных воззваний была бесплодная рабочая самка, которая в уединении своего туннеля пыталась найти средства для выражения самой страшной формы богохульства, допустимой у муравьев, и, следовательно, правильное прочтение надписей на семенах N30-31 и интерпретация их смысла на языке людей будут таковы:

Ешьте яйца! Долой королеву!

Рядом с горошиной N31 было найдено иссушенное тельце крохотного рабочего муравья. Голова отделена от туловища, по всей вероятности, челюстями одного из солдат той же колонии. Порядок расположения горошин, напоминающий музыкальную строку, остался ненарушенным. (Муравьи-солдаты неграмотны, поэтому убийца и не заинтересовался бесполезными горошинами с выеденной сердцевиной.) В колонии вообще не обнаружено ни одного живого муравья; по всей вероятности, муравейник был разрушен во время войны с соседями вскоре после смерти автора приведенных здесь записей на семенах акации.

Дж.Д'Арбэ, Т.Р.Бардол

ГОТОВИТСЯ ЭКСПЕДИЦИЯ

Удивительная сложность знаковой системы языка пингвинов общеизвестна. В значительной степени запись знаков этого языка была облегчена использованием подводной кинокамеры. Отснятое на пленку можно по крайней мере повторить или показывать замедленно до тех пор, пока в плавной единой последовательности знаков не будут, после многократного повторения и внимательного сопоставления, выявлены основные элементы одного из наиболее изящных живых литературных языков мира, хотя, разумеется, нюансы и даже порой сокровенный смысл могут навсегда остаться непонятыми.

Профессор Дьюби, первым заметив отдаленное сходство письменности пингвинов и обыкновенных серых гусей, создал пробный словарь языка пингвинов. Исследования же этого языка по аналогии с дельфиньим, весьма до последнего времени распространенные, зашли в тупик и доказали свою несостоятельность.

Казалось почти неправдоподобным, чтобы система знаков, создаваемая в основном пастообразными крыльями, короткой шеей и движением воздуха, дала ключ к прочтению высокой поэзии этих водоплавающих писателей. Однако ничего удивительного здесь нет, просто мы забываем, что пингвины все же являются птицами, несмотря на множество очевидных несоответствий этому классу.

То, что их письменность напоминает дельфинью по форме, не должно служить основанием для вывода о том, что она и по содержанию похожа на нее. Ведь язык пингвинов на самом деле значительно отличается от дельфиньего. Разумеется, оба эти языка характеризует удивительное остроумие, яркие вспышки безудержного юмора, изобретательность, изящество формы. Лишь немногие из многих тысяч литератур, созданных рыбами, отмечены неким