– Я тоже за! – тут же поддакнула Эльнорда.
Душегуб, явно дожидавшийся решения эльфийки, только утвердительно кивнул.
Я посмотрел прямо в стариковские водянисто-голубые глаза и сказал:
– Вот и все посвящение. Теперь мы вместе до конца, каким бы он ни был. Так что уж вы нас не подводите…
Так наше Братство удвоилось.
Шалай молча, но как-то торжественно надел свой шлем, и в этот момент со стороны пожарной брички донесся пронзительный голос Твиста:
– Мы тронемся, или мне можно присоединиться к военному совету?
Душегуб медленно повернулся в сторону нетерпеливого уполномоченного и грозно прорычал:
– Если ты будешь нам мешать, ты очень быстро присоединишься к моему запасу гречневой крупы!
– То есть как это?! – неуверенно, но достаточно заносчиво переспросил карлик.
– Блюдо такое есть, – рыкнул Душегуб. – Карлик, фаршированный козлятиной с гречневой кашей! Не пробовал? Фирменный хит ресторана «У Душегуба»…
Козлы, запряженные в тележку, попятились, то ли испугавшись рычащего тролля, то ли сообразив, о чем идет речь.
– Но-но! – с дрожью в голосе завопил Твист. – Я как– никак уполномоченный его милости правителя Качея по оперативным вопросам!
– Так уполномоченный карлик в три раза вкуснее, чем просто карлик! – прохрипел в ответ тролль и так цыкнул зубом, что даже у меня побежали мурашки по коже.
Но Шалай уже развернул своего жеребца, и они с Эльнордой тронули своих коней вперед неторопливой рысью. Гвардейцы, окружив Фродо на его маленькой лошадке, двинулись следом, а за ними последовал и я. Душегуб тут же пристроился справа от меня, и легшая под копыта лошадей дорога прервала завязавшийся гастрономический диспут.
Только через несколько минут размеренной, неторопливой скачки я оглянулся назад, чтобы посмотреть, чем там занят наш оперуполномоченный. Его козлы довольно бодро тянули алый возок, на сиденье которого покачивался маленький Твист. Было ясно, что карлик прекрасно управляется со столь необычной тягловой скотиной, и его козлики вполне способны поспевать за нашей кавалькадой.
А дорога под этим странным оранжевым небом и ярко-зеленым солнцем была самой обычной, совсем земной. Странным казалось только полное отсутствие каких-либо поселений в такой близости от столицы. Если можно было считать столицей Замок, долго маячивший одинокой темной глыбой у нас за спинами. Желтая, утоптанная глина тракта извивалась сначала посреди недавно выкошенных лугов, затем нырнула между двух довольно высоких, хотя и пологих холмов, за которыми начинались поля. Колосья стояли высокие, и было понятно, что вот-вот должна начаться уборка. Потом справа от дороги появились первые, еще невысокие деревца, напоминающие снегозадерживающие лесопосадки в Курской области. Но постепенно эти небольшие деревья сменились вполне натуральными многолетними дубами, и дорога пошла по опушке самого настоящего леса.
На обед мы не останавливались, решив перекусить всухомятку, не вылезая из седел. Правда, Твист требовал остановиться и развести огонь, утверждая, что без горячей пищи у него будет прободение желудка, прямой, двенадцатиперстной и толстой кишок, а также разлитие желчи и спазмы с судорогами. Но никто ему не внял. Так что его вопли постепенно сменились не менее громким чавканьем.
Постепенно лес перешагнул через дорогу, потеснив пашню, и мы продолжали путь в тени высоких стройных деревьев.
Зеленое солнце уже перевалило через зенит, когда я в первый раз увидел Ворона. Мой спокойный иноходец постепенно пробрался в голову колонны и пристроился сбоку от белоснежной кобылы Эльнорды, чуть пропустив ее вперед. Дорога перед нами напоминала странный ковер, сотканный из короткой зеленовато-серой травки и переплетения светлых солнечных лучей и пятен тени. Мы ехали молча, думая каждый о своем, и в этот момент я совершенно непроизвольно поднял глаза. На нависшем над дорогой здоровенном, узловатом дубовом суку сидела огромная черная птица и, склонив круглую голову с антрацитово поблескивающим клювом, внимательно разглядывала нас черными бусинами глаз.
Мы проехали под птицей, и я, оглянувшись, заметил, что край левого, плотно прижатого к телу крыла несет ясный седой мазок.
Казалось бы, ничего странного или необычного не произошло, ну встретилась нам уверенная в себе и не боящаяся людей птичка, но я ощутил непонятное беспокойство, своего рода ожидание чего-то необычного. Так что, когда, проехав метров триста, я вновь обнаружил большую черную птицу, сидящую на дереве рядом с дорогой и рассматривающую Братство, я даже не удивился.
На этот раз я, чуть ли не развернувшись в седле задом наперед, долго следил взглядом за Вороном и заметил, как он снялся со своей ветки и совершенно бесшумно канул в темноту окружающего леса.
Вновь я его увидел метров через пятьсот. Он уселся чуть ли не на вершине старой рябины, затесавшейся между дубами. Резные рябиновые листья совершенно не скрывали его, да он и не думал скрываться. Наоборот, раскачиваясь на слишком тонкой для его массивного тела веточке, он, казалось, старался в деталях рассмотреть каждого из проезжавших мимо всадников.
Я остановил своего жеребца и внимательно, в упор, уставился на Ворона. Он ответил мне таким же пристальным взглядом. Когда же все мои спутники, и даже Твист на своей веселой повозке, проследовали мимо, недоуменно поглядывая на меня, он внезапно расправил свои огромные крылья и медленно спланировал прямо на навершие моего чудесного посоха.
Сложив крылья и покачавшись из стороны в сторону, он умостился на своем насесте, и мой конь снова двинулся вперед своей неспешной рысцой. А Ворон чуть приоткрыл свой замечательный клюв, и я услышал спокойный хрипловатый басок:
– У тебя на плече было бы, конечно, удобнее, да мои когти, пожалуй что, проткнут твой плащик…
– Хм… Спасибо за заботу, – слегка усмехнулся я. – И чем же вызвано такое пристальное внимание с твоей стороны к нашим персонам?
Ворон искоса посмотрел на меня своим круглым глазом и сердито пророкотал:
– И не надо иронии… Я своими коготками пока еще и зайца могу распотрошить! Не то что какой-то там плащик…
Мне пришлось пожать плечами, признавая неуместность своей усмешки, а Ворон между тем продолжил:
– А внимание к вашим персонам сейчас повышенное со всех сторон, не только с моей! – На этот раз мне показалось, что усмехнулась уже птица. – Что ж ты хотел? Не каждый день неизвестно откуда появившийся маг рвет в клочки Зеркало, сотканное самим Епископом, и походя уничтожает шестерку рыцарей Храма! Да и название у вашего Братства звучное!
На сей раз насмешка была выражена вполне явственно, что требовало незамедлительного ответа.
– Ага!.. Если бы в тот момент Фродо тебя позвал, то ты тоже был бы не Ворон, а Вонон!
– Кто?.. Где?.. – завертела головой птичка.
– Да не вон он, а Вонон! – по слогам пояснил я.
– А… Так у вашего малыша была повышенная гундосость! – сообразила мудрая птица.
– Вот именно, – согласился я. – Повышенная. Так и получилось вместо «Братство Кольца» – «Бнатство Конца»…
– Да-а-а… – протянул Ворон. – Ну а теперь уже название прилипло, не изменишь. Только почему ж тогда тебя-то Концом называют?
– Так Портята решил, что раз Братство Конца, а я в Братстве главный, значит, меня и зовут Конец…
Ворон снова посмотрел на меня одним глазом, и я почувствовал горячее птичье сочувствие.
– Ну ладно, – подвел он черту под началом разговора, – может, это и к лучшему.
– Что к лучшему? – не понял я.
– Да то, что у вас такое название чудное. Оно, знаешь ли, страху нагоняет…
– На кого? – снова не понял я.
– А на всех! Никто ж не понимает, что за Братство и какого именно Конца?! А если ты сам Конец, то Конец чего?..
