небольшие речки.
Изумрудное солнце перевалило уже далеко за полдень, когда передняя пара рыцарей, словно получив неслышный приказ, съехала на обочину дороги в невысокую траву и остановилась. Увидев это, Твист странным гортанным криком остановил козлов и полез из своей брички, недружелюбно буркнув:
– Обед…
Я слез со своего иноходца и повел его в тень высоких, но не слишком густых кустов на темную, сбрызнутую цветами траву.
Рыцари образовали вокруг повозки идеально правильный круг и замерли. Карлик самолично накрывал «обеденный стол», и я не заметил, чтобы кто-нибудь из нашего эскорта вызвался ему помочь. Закованные в серебристую сталь фигуры молча высились в седлах.
Уже через несколько минут Твист позвал меня к расстеленному им на земле большому платку, на котором были кое-как разложены различные бутерброды, холодное мясо, немного овощей и две винные бутылки. Обедом это «пиршество» можно было назвать только по времени, в которое оно происходило, и «хозяин», видимо, отлично это понимал. Когда я подошел, он пробормотал явно извиняющимся тоном:
– Быстренько перекусим и двинем дальше. Дотемна надо успеть в Храм. Там тебя ждет торжественный прием.
– Вот как? И за какие такие заслуги меня решили встретить торжественно? – поинтересовался я, прихватывая с платка кусок копченого мяса и наливая в глиняную кружку вина.
Карлик, в свою очередь, выбрав бутерброд с какой-то рыбой, хмыкнул и, прежде чем приняться за еду, ответил:
– Очень ты удивил Епископа своим обращением с его зеркалом. До такой степени удивил, что он сутки в себя прийти не мог…
Быстро слопав первый бутерброд и запив его вином, Твист выбрал новый и продолжил разговор:
– Ты когда зеркало разбил, Епископа мало что не покалечил. Он же один держал магический узел, на котором зеркало крепилось, да еще как раз сквозь него пара рыцарей проходила. Так что, когда зеркало лопнуло, Епископа отшвырнуло в сторону и здорово приложило о стену. Хорошо еще у него в лаборатории… – слово «лаборатория» карлик произнес с трудом, как малознакомое, – …стены толстой тканью обиты – мягкие, а то бы точно покалечился.
В тоне, которым этот королевский шут сообщал мне о несчастье, случившемся с одним из его господ, сквозило такое удовлетворение, словно я разбил магическое зеркало Епископа единственно из желания доставить ему удовольствие.
– Значит, теперь он хочет со мной посчитаться? – не то спросил, не то констатировал я.
– Да нет, – ответил Твист, откусывая очередной кусок бутерброда. – Он хочет узнать, как ты это сделал?
«Мне бы и самому хотелось знать, как я это сделал», – внутренне усмехнулся я, но вслух ничего не сказал, поскольку мне пришлось прислушиваться к тоненькому голоску, снова зазвучавшему в моей голове:
– Ох и беспечный же ты парень! И ничему тебя вчерашний ужин не научил! Ты хоть иногда проверяй, что в рот-то тянешь!..
Едва не поперхнувшись, я чисто машинально пробормотал короткий наговор «на зелье поганое» и посмотрел на только что взятый аппетитный кусок балыка.
Кусочек оставался весьма привлекательным, только теперь он был словно присыпан еле заметным зеленоватым налетом. Я, конечно, не мог с ходу определить, чего добавили к рыбке, но то, что есть ее ни в коем случае нельзя, мне было ясно. Положив назад балык, я поднял кружку и пригляделся к ее содержимому. С вином вроде бы все было в порядке, и я сделал еще один осторожный глоток.
– Что, не понравилась рыбка? – прозвучал напряженный вопрос карлика.
– Да какой-то запах у нее… – Я сделал неопределенный жест.
Твист тут же схватил брошенный мной кусок и понюхал его.
– Рыбой пахнет… Больше вроде ничем… – пробормотал он недовольно и, прижмурив один глаз, откусил здоровенный кусище.
Я с интересом наблюдал, как карлик, громко причмокивая, пожирает предназначенный мне кусок балыка. Вот он дожевал последний кусок, захлебнул его глотком вина и, громко рыгнув, поинтересовался:
– Ну что, сыт? – И не дожидаясь моего ответа, скомандовал: – Тогда тронулись дальше!
Убирать оставшиеся харчи Твист не стал. Он попросту связал углы платка, на котором они были разложены, и запихнул получившийся узел под сиденье своего шарабана.
И вот наша группа двинулась в прежнем порядке дальше. А минут через десять после того, как мы снова принялись топтать дорогу, на бедного карлика напала икота.
Поначалу я злорадно подумал: «Ага! Встала моя рыбка тебе поперек горла!», но его поначалу самое обычное «ик» становилось все громче и, я бы сказал, глубже. Спустя короткое время стало казаться, что бедняга просто не может втянуть очередную порцию воздуха, и при каждом натужном всхлипе его тщедушное тельце буквально подпрыгивало на сиденье повозки. Козлы испуганно оглядывались на непонятные звуки, а моя коняка пыталась отвалить в сторону от дергавшегося карлы. Бедный Твист поминутно поглядывал в мою сторону, словно говоря: «Вот что со мной твоя рыбка сделала».
Но моя совесть была чиста – в самом деле, нельзя же глотать жирное такими огромными кусками!
Продолжалась эта «болесть» довольно долго и закончилась совершенно неожиданно. Твист, сидевший до этого скрючившись, внезапно выпрямился, не останавливая козлов, приподнялся, откинул сиденье, выудил из-под него темную бутылку и, выдернув зубами чуть торчавшую пробку, надолго приник к горлышку. Когда он наконец оторвался от бутылки, из его горла донесся громкий бульк, и он отшвырнул бутылку в придорожные кусты.
Затем он снова уселся на свое сиденье и перестал икать. А через минуту его понесло!
– Вот смотрю я на тебя и удивляюсь! – начал карлик свой монолог, одарив меня кривой улыбочкой. – Имеешь такой Дар и совершенно не имеешь житейского чутья!
Я промолчал, да коротышке и не нужен был мой ответ.
– Ты просто не понимаешь, с кем связался! Думаешь, в этой парочке имеется хоть капля… как это ты сказал?.. Ах да, благородства и верности! Хоть одна капля на двоих? Нет! И не рассчитывай! Благородства в них никогда не было, хоть они и родились в благородных семьях! А верность они понимают исключительно как верность им самим, драгоценным!
– О ком речь-то? – негромко переспросил я.
Твист взглянул на меня, словно я, вклинившись в его монолог, нанес ему смертельное оскорбление.
– Ты еще вдобавок и туп, мой милый маг! – бросил он высокомерно. – Речь-то идет о твоих новых знакомых – правителе Качее и Епископе! Ах да, – подпустил он в свой тон иронии, – мы же не знаем, что эти два заклятых врага на самом деле закадычные дружки! Что они вместе обтяпали несколько весьма веселых дел, а последнее – так и вообще ухохотаться можно! Вот только оно-то их и поссорило – слишком велик куш оказался, каждый хочет его в одиночку проглотить! И каждый надеется, что лопух Гэндальф поможет ему в этом благородном деле!
Карлик захихикал, но в этот момент его телега наехала одним колесом на кочку. Не знаю почему, но мне показалось, что козлы специально вырулили на этот бугорок, во всяком случае, один из них быстро оглянулся, словно желая убедиться в результативности проведенного маневра. Твист от последовавшего толчка подскочил на сиденье, и по его воплю я понял, что он снова прикусил язык. Однако на этот раз он не замолчал. Причмокивая и пришепетывая, словно один из незабвенных лидеров моей дорогой Родины, карлик продолжил свое историческое выступление:
– И ведь могучий Серый Конец действительно взялся за это! Нет, ты ведь взялся за это?! – Карлик привстал с сиденья, пытаясь заглянуть мне в глаза. – И после этого ты ведешь со мной разговоры о благородстве и верности!
Вернувшись на свое место, он засунул пораненный язык за щеку и несколько секунд молчал. Но, видимо, то, что заставляло его говорить, было сильнее любой боли:
– Ничего, эти ребята покажут тебе и благородство и верность! – возобновил он свою болтовню. – Они тебе такое покажут – себя не узнаешь!
