Гвардия приносила пользу: именно их корабли остановили непонятный для меня «прорыв» где-то на севере – подробностей Зигвальд не привел.
Вот, собственно, и все. Очень информативно, не правда ли? Кошмар! Я почувствовал, что погружаюсь в бездонную пучину откровенного бреда. Чума на мою пока еще не седую голову! Ум за разум заходит.
...Мы остановились всего однажды, в середине дня. Закусили хлебом с отрубями, сушеным мясом и настоящими яблоками, зелеными и кислыми. Я посетовал, что напрочь отбил задницу – хотя лошадки переходили на мелкую рысь довольно редко и только по приказу Зигвальда, желавшего пересекать открытые пространства порезвее и предпочитавшего двигаться либо вдоль рощ, либо по жиденьким лескам. Оказалось, что я неправильно сижу в седле, еще неправильнее держу осанку и выгляжу так, словно встретил живую лошадь впервые в жизни. Именно в таком ключе Зигвальд и высказался, проявляя не то сочувствие, не то иронию.
Я молчал, благо до неведомого Баршанце оставалось всего несколько километров вверх по широкой долине – холмы стали круче, все чаще стали попадаться хвойные боры, светлые и величественные, ничуть не походивший на угрюмый душный лес вокруг Крепости. В отдалении показались тонкие синеватые дымки, знак присутствия людей. Нетико периодически извещал о том, что мы поднялись почти на шесть сотен метров над равниной, прилегавшей к берегу океана, и, соответственно, почти на километр выше уровня моря. Стоило оглянуться назад и как следует присмотреться, можно было отчетливо рассмотреть черно- изумрудную бесформенную кляксу растянувшегося на десятки километров старого леса, а далеко-далеко за ним, на самом горизонте бледно-голубое призрачное сияние моря. Сущая идиллия, никогда не подумаешь, что в этом прекрасном мире оборотни прячутся за каждым кустом! Ну ладно,
Топоним «Баршанце», а если дословно «логово медведя», наиболее адекватно переводился на русский язык как «Берлога». Берлогой это поселение и выглядело. Лошадки вышли на крутой гребень холмистой гряды, чуть ниже и левее простерлось окруженное возвышенностями и полуразрушенными временем скалами плоскогорье, в центре которого находился...
– Мой замок, – Зигвальд, по прозвищу Жучок, вытянул руку, указывая на комплекс деревянных построек, освещенных золотисто-розовыми лучами закатного солнца. Добавил с теплотой: – Мой дом, собственный и неотъемлемый. У отца каменный, но дерево роднее и уютнее. Нет в нем неживого холода гранита, правда ведь?
Я молчал, разглядывая обитель моего провожатого и почти что друга. Постройка солидная, что и говорить – надо очень и очень постараться, чтобы соорудить такое из обычных бревен!
– Извольте воспользоваться моим гостеприимством, Стефан фон Визмар, – с церемонной важностью произнес Зигвальд. Тонкости местно этикета, так надо понимать? – Очаг, стол и стены этого замка принадлежат тебе, так же как и мне. Жаль, время неспокойное – скоро Тройное затмение, как требуют обычаи, гостя не примешь... Нам обязательно надо было вернуться до Затмения!
Что именно следовало ответить, я не знал. И потом, что такое «Тройное затмение»?
Зигвальд очень хитро улыбнулся, стрельнул на меня взглядом и добавил:
– Даже если ты и не фон Визмар, я от своих слов не откажусь. Не привычен.
Он снова присвистнул, пустив свою лошадку шагом вниз по склону.
Отступать было поздно, да и некуда.
– II —
Рассказывает Николай Крылов
Глава четвертая
БЮРОКРАТ ОТ АЛХИМИИ
...Не подумайте, я всегда искренне ненавидел бюрократию. Ненавидел люто, яростно и чуть не до исступления – любые инструкции, предписания, директивы, регламенты или постановления вызывали чувство тошноты и помрачения рассудка хотя бы потому, что в девяноста девяти случаев из ста они были совершенно бесполезны и бессмысленны, являли собой сказочные в своей глупости и никчемности шедевры косноязычия, а сочиняли эти «документы строгой отчетности» сидевшие на шее государства ожиревшие трутни, способные принести пользу только в качестве исходного сырья для мыловаренных заводов.
Бюрократ – это враг общества номер один, на порядки снижающий эффективность работы государственной машины, тормозящий и саботирующий любые благие начинания и свято уверенный в том, что его высокое, почти божественное предназначение состоит лишь в праве убивать и топить хорошие и нужные идеи, которые могут поколебать его положение и принудить чугунную задницу сдвинуться с мягкого чиновного кресла. Боже упаси, вдруг действительно заставят работать!
Знаю-знаю, вдоволь насмотрелся на таких персонажей еще в канувшие в небытие времена жизни на Земле, когда никто и не помышлял о грядущей Катастрофе, а будущее представлялось если не радужным, то по крайней мере стабильным и предсказуемым. После того, как я попал на работу в департамент биологической безопасности при военном ведомстве Российской империи, мне удалось ощутить всю тяжесть бюрократического гнета – большое государство автоматически подразумевает целую армию чиновников, которые в свою очередь должны доказывать свою полезность и делать вид, будто
Мое счастье, что начальником департамента тогда был не штабной, а практик, некий подполковник Гильгоф, сам отзывавшийся о чиновных мордах в выражениях, которые лицам в звании выше армейского унтер-офицера употреблять не положено. Потому и трудились мы с максимальной отдачей, на полную катушку реализуя возложенные на отдел задачи: ловить и изучать потенциально опасные инопланетные организмы (как микро, так и макро), а заодно экспериментировать с различными вирусами-бактериями, которые в перспективе могли бы стать оружием ответного (и никак иначе!) удара в возможной биологической войне.
Доэкспериментировались мы до того, что уцелевшее после Катастрофы человечество разделилось на две эволюционные ветви, я оказался заброшен в один из самых отдаленных уголков галактики Млечный Путь, на милый, хотя и весьма своеобразный Меркуриум, а старые приятели по приключениям эпохи Исхода, уяснив, что прежняя тихая жизнь навсегда закончилась, разбрелись кто куда... Сожалеть о происшедшем бесполезно, все равно ничего не исправишь.
Так вот, о бюрократии. Спору нет, в ней тоже можно отыскать положительные стороны. Весьма приличное жалованье, позволяющее жить, если не на широкую ногу, то по крайней мере не нуждаясь, чин вице-советника короны, приблизительно соответствующий армейскому майору, казенное жилье, мундир, который я никогда не ношу, доступ к конфиденциальной информации стратегической важности и «подарки» на праздники от его милости князя Якуба, коронного электора Дольни-Краловице, где и расположена наша основная база вместе с центром наблюдений Университета Граульфа.
Судьба удачно пошутила: я, как и раньше, занимаюсь делом, которое можно с некоторой натяжкой поименовать «биологической безопасностью», а обязанности вице-советника подразумевают участие в бесконечном коловращении бюрократической машины государства. Скажу больше: в Дольни-Краловице я фактически руковожу немногочисленным, однако самым экзотичным учреждением – в бумагах оно скромно именуется «управой по Особым делам», но не стоит думать, что мое нынешнее поприще как-то связано с тайной полицией, разведкой, инквизиционным трибуналом или другими подобными конторами, предназначенными бдеть, тащить и не пущать. «Особые дела» посвящены тому, что на Меркуриуме именуется «магией», а заодно и присмотром за продукцией граульфианских умельцев.
Тотальная секретность, прямое подчинение Высокой Короне, относительная свобода в принятии решений и независимость от местных властей дают возможность работать спокойно и без оглядок на мнение как Святой Церкви, так и ближайших клевретов Его светлости князя Якуба, возглавляющих гражданские
